11 - Большие Группы и Манипулирование Ими

Политическая этика

Политическая этика (отрывок)

Чем выше психические функции, тем больше их дифференциация у людей. Первичные инстинкты проявляются примерно одинаково и различаются лишь силой этого проявления. Высшие структуры психики чрезвычайно различны, по сути индивидуальны. Разные промежуточные феномены характеризуются той или иной степенью распространенности в человеческой популяции, могут рассматриваться как родовые признаки и служить для тех или иных классификаций и дифференциаций.

В группе индивидуальные феномены интегрируются, обобщаются. Чем менее структурирована группа, тем большую роль играет простое сложение индивидуальных черт в процессе такой интеграции. Но при простом сложении первичные инстинкты, более однородные по всей интегрируемой массе, имеют явное преимущество перед дифференцированными высшими психическими конструктами. Последние либо взаимно уничтожаются, будучи прямыми противоположностями, либо же растворяются в массе в силу своей незначительности. Первичные же, однородные инстинкты складываются, и выходят на первый план, не уравновешенные высшими психическими структурами.

Чем больше идет массовизация, чем больше размер слабоструктурированной группы, тем сильнее проявляется этот феномен. Все меньше остается человеческого, все больше от инстинктивного поведения. Усредненный массовый человек все меньше способен к осмыслению ситуации и к принятию осмысленных решений, все больше подвержен инстинктивному поведению. Голод, жажда, страх, ненависть, агрессия, животные страсти определяют поведение массового человека. Управляя им, достаточно апеллировать к ним, пренебрегая всем тем высшим, что создано в психике человека его культурной эволюцией.

Массовый человек бесконечно аморален. Его даже нельзя назвать преступным потому просто, что он уже находится вне индивидуальных категорий добра и зла. Он есть слабоумное чудовище, лишенное внутренних тормозов и совершающее поступки совершенно дикие и индивидуальному разуму неподвластные. Его поведение иррационально, но при этом вполне управляемо.

Характер манипулирования массовым человеком крайне аморален. Он апеллирует лишь к доморальным конструктам - страху, агрессии, злобе, ненависти, жажде. В силу этого для всякого, вступающего на путь манипулирования массами, на путь политики, в особенности демократической, противопоказана даже минимальная приверженность традиционной морали. Его уделом становится мораль совершенно иная, в индивидуальном общении и цивилизованной жизни неприемлемая и даже проигрышная. Но для манипулирования массами лишь эта чудовищная мораль есть залог успеха.

Отсутствие внятного артикулирования этой базовой несовместимости морали традиционной, цивилизованной, и морали политической, долгое время было источником этических дискуссий, отголоски которых и сегодня можно слышать по глухим углам мировой провинции. Только к концу XX века обвинение политиков в аморальности в результате применения к ним нравственных требований совершенно иной области человеческой деятельности было осознано как форма манипулирования, сама по себе глубоко аморальная. К этому времени уже практика применения манипулятивной морали была признана явлением совершенно естественным.

Политическая мораль получила название "Макиавеллизм" по имени знаменитого итальянского гуманиста и основателя новой европейской социологии Николо Макиавелли. На самом деле Макиавелли лишь наметил контуры этических различий политической и индивидуальной практики, но далеко не дал их яркого и окончательного описания. Он сделал это лишь в той мере, какая была сугубо необходима для разработки политтехнологий и конкретных политических рекомендаций.

Становление буржуазного общества с его жесткой протестантской этикой индивидуального поведения, проповедь кальвинизма и лютеранства, а затем и деятельность просветителей XVIII века существенным образом углубили пропасть между политической и индивидуальной моралью. Это стало источником серьезнейших внутренних конфликтов для людей, сочетающих просвещенность и буржуазное воспитание с облеченностью высокой властью и необходимостью вести себя как политику.

Такого рода конфликты имели различные исходы. С одной стороны мы видим Фридриха II прусского, который в своей деятельности следовал прагматическим требованиям политической морали, но внутренний нравственный конфликт выразил в сочинении истерических самооправдательных трудов типа "Анти-Макиавелли" и философских сентенциях типа "Самое для меня загадочное - это наша безопасность посреди нашего лагеря…". С другой стороны мы видим Екатерину II российскую, которая совершила глубокую нравственную эволюцию, постепенно избавляясь от буржуазных этических воззрений и искренне стараясь усвоить этику политическую.

Но самым трагическим был вариант французского короля Людовика XVI, архаичное рыцарское благородство которого оказалось совершенно несовместимо с политической функцией, ему предназначенной. В этом случае действия, диктуемые индивидуальной этической логикой, но совершенно неэффективные с точки зрения управления массами, провоцировали толпу на новые зверства и сумасшествия, и стоили несчастному монарху жизни. При этом безвестный корсиканский артиллерист, получив полномочия главнокомандующего лишь на один день, сумел остановить бесчинства этой толпы немедленно - и на целое поколение вперед.

Неспособность этической науки даже поставить проблему различия этики политической и собственно буржуазной долгое время была источником все более серьезных нравственных коллизий и давала широчайший простор демагогии. Экстремистская неуступчивость традиционной морали порождала в ответ столь же экстремистские цинические воззрения, оправдывающие не только политические действия, но и перенос тех же принципов в буржуазную жизнь.

В особенности это касалось проблемы этики в менеджменте. Неприменимость традиционной буржуазной морали к этой форме деятельности дополнялась и неприменимостью к ней морали политической. Эта дилемма решалась либо попытками остаться в этом виде деятельности в рамках традиционной порядочности - что всегда влекло кризисы и эскалацию конфликтов (известна личная трагедия Саввы Морозова, пытавшегося примирить непримиримое), либо сатанеющей проповедью крайне циничной макиавеллистики.

Ницше, показавший относительность морали, заложил краеугольный камень в научную этику, но сам не сделал следующего шага в силу крайнего индивидуализма своей этической философии. Доведя идею относительности морали до абсурда, он прошел мимо осознания морали как свойства конкретной социальной группы, и противопоставил морали всеобщей мораль индивидуальную - абстракцию столь же бессодержательную и вредную. В результате его этическая философия стала знаменем безответственной политики.

Сегодняшняя этика признает дифференциацию и относительность нравственных конструктов, но и не упускает из виду их жесткую детерминированность обстоятельствами, характером деятельности и социальной среды. Только в рамках такого подхода удалось сформулировать политическую этику, соединяющую неизбежность адекватного отношения к реальности среднестатистического человека как нравственного урода с глубокой личной ответственностью за его судьбу. Миссия элиты была осознана как миссия удержания этого чудовища от материализации ужасов, носимых им в душе, как миссия исполнения той сдерживающей функции, которую в индивидуальной психике исполняет культурный слой.

Хотя западная элита весьма недавно по историческим меркам пришла к такому нравственному позиционированию, хотя философское осмысление этого факта далеко не стало еще общим местом, но зато западная элита немедленно перешла к крайне жестким репрессиям в отношении политиков, поведение которых хотя бы в небольшой мере выходило за рамки такого понимания или отличалось недостаточным пониманием подобных идей. В частности, непримиримое отношение к бывшему президенту Югославии Милошевичу и ряду других югославских политиков в связи с их деятельностью в ходе гражданской войны в этой стране, было вызвано именно этим позиционированием.

С другой стороны, тот же самый конфликт отразил недостаточную нравственную зрелость самой европейской политической элиты. Конструкты традиционной морали, использовавшиеся для манипулирования массовым сознанием в ходе формирования общественного мнения против югославского руководства, оказались достаточно заразительны для самой политической элиты, показав недостаточную дифференциацию в ее ментальности буржуазной и собственно политической этики. В результате эта элита сама оказалась манипулируема и была втянута в совершенно безнравственную и контрпродуктивную деятельность, нанесшую удар европейской стабильности.

Нравственная незрелость была источником и морального краха советской элиты, утерявшей в ходе перестройки свою позитивную функцию в обществе. Она оказалась совершенно нерезистентной к внесению в процесс принятия решений норм буржуазной, индивидуальной морали, что являлось основным содержанием политической деятельности М.С.Горбачева в качестве ее лидера. Закономерный крах политической системы, крайняя степень страданий миллионов людей и беспримерная национальная катастрофа стали закономерным итогом этого действа.

Закономерной, хотя и непродуктивной реакцией элиты и нации на провал "нравственной" политики Горбачева оказалось вручение власти его антиподу, безнравственному монстру, воплотившему в себе все низменные пороки толпы. Возобладание безнравственной политики, сугубо потребительское отноше…

Следующий отрывок из курса:

• Общественность