Мне хотелось бы представить вашему вниманию несколько своих наблюдений и картинок о разных известных мне тренинговых культурах, о тенденциях их развития и многообразии перевоплощений.

Это не история происхождения и становления тренингов как уникального явления массовой западной, а теперь уже и российской культуры. “От Ромула до наших дней” - цитата про Евгения Онегина, который учился кое-как кое-чему, но зато был мастер рассказывать увлекательные истории и анекдоты. Я не задавался целью изложить, следуя жесткой схеме, структуру тренингов; впрочем, благодаря этой статье я задумался, к примеру, о том, могли ли существовать и в каком виде тренинги в Древнем Риме. В результате возник ряд забавных зарисовок.

Зарисовки, на мой взгляд, как нельзя лучше подходят для описания тренинга. Казалось бы, его узор разборчив и запоминаем; но стоит встряхнуть калейдоскоп, бусины и камешки лягут иначе, и вот уже новая картинка. Говоря иными словами, тренинг – словно драгоценный камень, который можно так и эдак вертеть в руках и любоваться тем как, преломляя свет, вспыхивают и искрятся его грани.

Не подозревая о существовании тренинга, как явления со своими четкими рамками и структурой, его задает культура. Сегодняшняя западная культура – это множество возможностей, гипермаркеты, покупки в кредит, некое соотношение рискованности и безопасности, тренинг выбора. Человек привыкает оценивать и выбирать. Оценивая, он выбирает, где ему учиться, куда пойти работать, чтобы через определенное количество лет получать определенную зарплату – и тем самым, участвует в тренинге стартовой дискретности.

В дворянской культуре, где многое определялось получением наследства, хитрый банкир, который дает деньги в рост – это был образ отрицательный. Ростовщичество воспринималось как дурной тон, как занятие, которого надобно стесняться. Тренировать же следовало способность использовать карты удачи и судьбы, умение “не упустить”, “не быть средним”. Тренинг протестантской культуры – это умение копить, много трудиться, культивировать тщательность труда, чтобы не переделывать одно и то же.

Каждая из культур задает определенный базовый тренинг отношения к работе, к потреблению, ко времени. Сегодняшний рынок, который невозможно представить без кредита – это пирамида, расчет на будущее. Миф современного общества: богом является прогресс. Завтра все будет лучше – лучшие услуги, лучшие товары. Завтра я стану “бо льшим”. Тренинг скромности, некогда востребованный и вознаграждаемый культурой однообразия, потерял свою актуальность. Теперь вся сила в молодых, не увязших в прошлом, и имеющих задел на будущее. Но стоит этим расчетам на будущее оказаться слишком “сильными”, наступает девальвация.

У меня самого – богатый опыт тренингов и в качестве ведущего, и в качестве участника. В моей тренерской практике было три периода. Первый – когда я в качестве молодого психотерапевта фактически изобретал тренинги, которых в российской культуре в ту пору почти не существовало. В качестве основной деятельности и темы свой диссертации я выбрал групповую психотерапию для заикающихся. Основной тезис моей работы заключался в том, что для того, чтобы существенным образом улучшить их речь и вообще, избавить от этого недуга, необходимо в первую очередь убрать установку этих людей на желание говорить “с трибуны”.

С моей точки зрения, заикающийся – это карикатура на методолога. Заикающийся ни о чем так не мечтает, как стоять на трибуне, связно и красиво говорить; он хочет, чтобы его все слушали и хорошо понимали. Отсюда его склонность к монологу. И, как выяснилось, чем сильнее у него эта склонность, тем труднее его лечить и тем меньше его шансы выбраться из этой ситуации. А выход, оказывается, был в том, чтобы как можно больше опираться на реально существующую практику устной речи, с ее паузами, перебивками, различными невербальными особенностями. Человек перестает фиксироваться на своем речевом потоке и благодаря этому лучше начинает говорить.

Эта взаимосвязь позволила мне понять, что весьма продуктивна работа не только с “фигурой” – с тем, на чем клиент фиксирован, что он сознательно и фактически считает главным; но и с фоном – с тем, что окружает человека, и на что обычно обращаешь мало внимания.

Второй период по времени совпал с началом перестройки. Тогда у меня появилась возможность глубоко окунуться в западную тренинговую культуру. С 1989 по 1994 год я прошел около 2500-3000 часов разных тренингов. Для меня это был своеобразный клубок, куда вплетались интерес к культуре, новой среде, ментальности, отношениям, неожиданное обретение “профессиональных родственников” и азарт деловых проектов.

Сейчас, по своему мироощущению, я нахожусь в третьем периоде. Мне интересно относиться к тренингу как к своеобразной матрешке, где за внешним слоем обретения новых умений и навыков лежит следующий слой – изменения энергетики и мотивации. А он, в свою очередь, скрывает себе еще одно внутреннее пространство, в котором происходит дезавтоматизация множества мелких стереотипов действия и восприятия и возникает новый свежий взгляд и ощущение себя и других людей.

Тренинг должен отвечать запросам заказчика. Фактически, эти самые запросы формулируются в двух модальностях – в логической и “сказочной” - “сделать неизвестно что, чтобы все стало хорошо” (не вдаваясь в то, чего же собственно хочется и как это будет происходить). Для успеха нужно и то, и другое.

Заказчик хочет, с одной стороны, чтобы все было предсказуемо, а с другой – втайне жаждет большего, надеясь увидеть действие высших сил, неожиданностей. Он хочет, чтобы в его жизни было ощущение смысла, картина происходящего; другая часть его души отказывается втискиваться в заданные формы, хочет быть то творцом, то творением, хочет мечтать, спать, путешествовать. К тренеру он обращается как к пастуху, жрецу, связанному с высшими силами, как к части себя.

Одновременно тренер выступает в роли нанятого гувернера. В дворянской культуре, традиционной ролью гувернера было занимать время ребенка, высвобождая время родителей, учить его хорошим манерам и давать ему совокупность знаний.

От заведомо короткого тренинга ожидается, что тренер на нем выступит как учитель, который срочно исправит ошибки, повлияет на способность приобретения знаний как таковую, и тем самым подтвердит, что “родители заботятся”. Считается, что тренер заранее упаковал все знания нужным образом, и обучаемому только остается нажимать нужные кнопки. Однако за короткое время процесс не развернуть, но можно составить представление, как эта функция работает в течение года или трех дней. В действительности, процессуальность – это то, что в дальнейшем разворачивает сам человек, прошедший тренинг.

А потому, тренер не только пастух, который пасет и сберегает стадо, обеспечивая нагуливание веса, но еще и жрец, который дает понять, что существуют высшие силы, горизонты, процессы, и что тренинг не сводится к тому, чтобы прожить этот день, сохранив всех овечек в целости и сохранности.

В какой-то степени, тренер – это человек, который тренирует того, кто уже умеет ездить на машине, езде в экстремальных условиях, учит его не бояться чинить простые поломки, и знакомит с элементарными правилами вождения, которые в прежнем обучении зачастую оказываются наполовину пропущены. И такое обучение ориентировано не только на результат, но и на процесс конкретного тренинга и на умение разворачивать процесс собственной работы.

С моей точки зрения, на Западе тренинг, как отдельный феномен, занял в культуре очень значимое место где-то с шестидесятых годов прошлого века. В те годы по масштабу индустрии сфера тренингов была сравнима с путешествиями. Это сейчас все всюду путешествуют, а тогда путешествовали меньше, и туристская индустрия была меньше развита, но был запрос на диверсификацию, на “путешествие внутрь себя”, на связь с другими культурами.

Развитие тренинговой культуры удобно наблюдать на примере Северной Америки. Одна из моих зарисовок – место на западном побережье, Эсален. Центр, сочетающий высокую репутацию, коммерческий успех, традиции и непрестанное обновление. Здесь возникло несколько тренинговых трендов.

Говоря о тренинговой культуре, я отнюдь не имею в виду той ее части, которая связана с конкретными психотерапевтическими задачами. Дело в том, что на Западе в первую очередь думают не о проблемах, которые нужно решать, а о человеке - носителе ресурсов, которые надо выявлять и развивать. Обращение к здоровой стороне его личности, к тому “человеческому”, что в ней есть, впоследствии гораздо успешнее позволяет разбираться и с существующими проблемами.

Эсаленовский центр был создан двумя людьми. Один из них погиб во время медитации, сидя под скалой, которая на него и упала. А второй, Майкл Мерфи, отличался тем, что ему приписывалась любовь к трем “R”. Одна из них - это Run, бег трусцой. Вторая – Russians, он любил русский язык и во многом способствовал моде на русское в Америке. И третья – Read.

Эсален – это своего рода постмодернистский рай. Время расцвета Эсалена совпало с борьбой женщин, негров, гомосексуалистов и наркоманов за свои права, с торжеством культуры меньшинств и либеральных ценностей. Эсаленовский центр – некоторый аналог этого мира.

Это была и выставочная площадка, и дом моделей, и некий уголок для рекреаций, и место, от которого были “клонированы” (открыто или втихую) множество других центров. Поэтому любопытно остановиться именно на этих, как принято сейчас говорить “мультикультуральных” особенностях Эсалена и его склонности к разнообразию чуть подробнее.

“Разнообразие” в понимании Эсаленовского центра – это идеология шестидесятых: отбираем все самое лучшее и складываем в кучу, заставляя эти наилучшие образцы играть друг с другом. Отдыхая и тренируясь, человек через эти маленькие стимулирующие реальности приобщается к тем или иным трендам культуры, входит в принципиально интернациональное – более американского – сообщество. Общение в группах с людьми разных возрастов, профессий, убеждений составляет часть идеологии диверсификации.

В Эсалене тренинг обрел формы, позволяющие людям открываться навстречу друг другу, путешествовать то вовнутрь себя, то вовне. Меня поразило, как тогда, на мастерскую, американцы привезли с собой, не задумываясь, каждый свои игрушки. Кто-то привез с собой хула-хуп, кто-то ноутбук, бывший в то время в новинку, кто-то притащил какую-то индейскую трубочку, из которой можно было плеваться, а у кого-то среди вещей оказался барабан. Тем самым, тренинговый ход получил поддержку через культурный локус. И этот момент, рассматриваемый в контексте миров и мифов сегодняшней корпоративной культуры и бизнес-тренингов, представляется мне чрезвычайно важным. С моей точки зрения, тренинг не может быть успешным, если участники в качестве одного из шагов к разнообразию не могут позволить себе определенной странности и рискованности, некоторых поисков новой индивидуальности, собственной идентичности.

Формально тренингом называют процесс, имеющий временные границы и направленный на обретение конкретных компетенций. К примеру, трехдневное действо, в рамках которого человек чему-то учится и как-то изменяется. Таково узкое, традиционное понимание тренинга. Существуют также тренинги, встроенные в культуру – культурные слои, переводящие человека из одного состояния в другое, тренинг в широком смысле слова. И случается, что возникает нечто среднее - а именно, когда в той или иной культуре в определенное время роль тренинга на себя берет группа или клуб.

Если взглянуть на европейскую культуру – как мне представляется, та роль, которую кружки и клубы по интересам сыграли в восстановлении и психологической реабилитации послевоенных Германии и Японии, так и не была оценена должным образом. В Германии в то время было колоссальное количество различных кружков, ассоциаций и групп – самых разных форм для людского общения. Человек, находящийся в достаточно сложных жизненных условиях, неформально, по собственному выбору, участвовал в том или ином сообществе и тем самым оказывался в некой среде, где подвергался воздействию групповых валентностей. Я не ставлю знак равенства между ассоциацией, группой и собственно тренингом, но если говорить о механизмах, мы лучше поймем, что представляет собой тренинг, понимая тренинговые механизмы, присущие культуре. В тот период, когда Европа, и в частности Германия, попала в тиски лишений, возможности, представленные неформальными сообществами – выход в другую знаковую плоскость, разнообразие людей и занятий, выбор - оказались достаточно значимыми для феноменов ее экономического подъема и развития. Полагаю, что для России этот опыт представляет особый интерес.

На сегодняшний день идея массового тренинга находит прекрасное воплощение в том, что происходит в фитнесс-центрах. Тренинговый аспект здесь представлен не только в виде физической тренировки; он в равной мере реализуется через принадлежность к клубу и психологическую адаптацию. В фитнесс-центрах задействована мультикультуральная особенность современного общества, когда люди могут выбирать себе нечто им подходящее из опыта восточной, африканской, западной культур, упакованное в тот или иной стиль.

Занимаясь йогой, китайской гимнастикой или дыханием по определенной системе, люди настраиваются на камертоны определенных тренинговых культур, и тем самым выходят за рамки своих автоматизмов, своей привычной жизни.

Человека воспитывают и формируют отношения, которые реализуются через группы. Группы могут быть более интенсивными, менее интенсивными, они могут быть малыми, средними и большими. Сейчас большую роль в мире играют крупные корпорации, которые связаны с людьми через бренды. Человек, являясь потребителем того или иного бренда, находясь в поле его рекламы и отдавая предпочтение этому бренду, принадлежит некоему большому клубу. По сути становясь членом брендового клуба, человек является потребителем его девиза, его рекламной продукции, его стиля жизни.

Некогда существовавшая роль клубов ныне в значительной мере размывается именно брендами. Бренд – это клуб для среднего класса. Если традиционное понятие клуба связано с элитарностью, с “дозреванием”, с выбором, очерчивающим границы, то бренд – это претензия сделать клуб и принадлежность к нему доступными для людей среднего достатка, средних инвестиций интеллекта, средней свободы выбора. Многие корпорации тратят немало усилий на то, чтобы посредством брендинга имитировать клуб – к примеру, любителей Найка.

Тренинг – это целый мир, полный красок и оттенков, которые придают ему различные направления тренинга, некогда возникшие и поныне преисполненные сил и энергии для дальнейшего развития.

Одним из миров массового тренинга является мир “третьего образования”, когда люди получают образование в тренинговом режиме – популярный формат шестидесятых. Третье образование – не утилитарно. Его цель – не только в карьере и зарабатывании денег. К примеру, сорокапятилетний мужчина, получает это образование как бонус за свои заслуги перед корпорацией. Или женщина в 35 решает, что семейные и профессиональные долги выполнены, и хочется сделать нечто для себя. Это то образование, которое, в отличие от первого или второго, менее конформно к обстоятельствам и в большей мере личностно. В основе тренинга такого формата – не столько накопление знаний, сколько возможность их использовать, не столько поиски инструмента, конвертируемого в те или иные ценности, сколько занятие “по душе”.

Психодрама и социодрама в качестве миров современного тренинга – это и впрямь целый мир по количеству объединенных им людей, крупнейшее направление массовой культуры со своей четкой технологией.

Если отойти немного назад и взглянуть на события, происходившие на восточном побережье в ранние пятидесятые, когда еще только возникала культура Т-групп и тренинговая индустрия, мы обнаружим психодраматический театр Морено, открытый им в результате одной из своих эскапад. Правило, которое в этом театре существовало: два раза в неделю в означенное время сюда мог придти кто угодно – бомж, полисмен – и взглянуть на эту странную жизнь. По городу катался автобус, и людям показывали некие экстремальные события, привозя их то на футбол, то в морг, то в тренинговый центр Морено – психодраматический котел, в котором плавилась странная девиантная Америка. В этой стихии ролевого действия, ролевого тренинга сосуществовали и обучающая, и рефлексивная площадка этой школы, которая, постоянно расширяясь, выросла до масштабов психодораматического “карнавального шествия” с 4000 участниками.

Линия арт-терапии – это тоже отдельный мир тренинга. Это мир сотен тысяч профессионалов, не имеющих такого образования и статуса, как врачи и психологи. В Америке они чрезвычайно востребованы как специалисты в области помогающих профессий, как социальные работники. У них есть свои ученые степени, своя система обучения, свои краткие тренинги внутри этой системы. В семидесятых годах, когда самой короткой американской войной, как шутят иногда американские тренеры, была война с бедностью, потребовалось большое количество социальных работников, которые и были “набраны” - главным образом, из эмигрантов, из бедных и маргинальных слоев населения. Они прошли обучение – я подозреваю, наподобие того, как у нас в России обучали ополченцев или медсестер при очередной военной катастрофе, что-то вроде “ускоренных офицерских курсов”. Это были краткосрочные и среднесрочные тренинги без фундаментальной системы, что предопределило высокую степень гибкости и потребность в дальнейшем развитии – иначе говоря, сформировало креативность. Огромный пласт недоучителей, недоврачей, недопсихологов будучи социализирован, обучен, востребован и оплачен, находясь на границе между конформной и успешной Америкой и Америкой, куда как менее успешной, сыграл важную роль в становлении тренинговой культуры и массового тренинга.

Линия бехевиорально-ориентированных, вырабатывающих некий конкретный навык тренингов, востребована и приносит свою пользу, будучи встроенной в другие тренинги.

Одно из бросившихся мне в глаза отличий ведения тренинга в российской группе заключается в следующем. Здесь человек, к которому ты обращаешься, говорит тебе “нет”; причем, по меньшей мере, три раза – как в сказке. Его “нет” выражается в том, что он или сидит в закрытой позе, или смотрит в сторону, или произносит что-то вроде “нет, вы скажите”, - думаю, вам знаком такой речевой оборот. Или он говорит “да, нет, но”, и лишь после этого переходит к тому, что он в самом деле хочет сказать. Совершенно иначе дело обстоит в западной культуре, где даже самый недалекий носитель этой культуры ею подготовлен к тому, чтобы с самого начала выходить за пределы культуральных “нет”.

На мой взгляд, перед тренером стоит задача в том, как, не работая со значимой проблемой, все же эту проблему решить. Здесь в России группу я могу начать с того, что, лучезарно улыбнувшись участникам, попросить их сесть в удобную для их тела позу. Трудно отказаться от предложения сесть в удобную позу. Но за ним следует новая просьба: сесть в другую удобную позу – столь же удобную, но совсем другую, чтобы эта поза была удобной для других частей тела. Если в третий раз попросить участников принять “очень удобную для них позу, но совсем другую”, мы получим кроме всего прочего букет хорошо отпакетированных и демонстрируемых сопротивлений. Кто-то говорит: “а где взять третью позу?”, кто-то поворачивается спиной к происходящему – тем самым процесс пошел, и группа начала двигаться.

В этом тренинговом ходе содержится одна из существенных компетенций хорошего тренера – умение менять отношение участника ко времени. У хорошего тренинга, что бы он собой не представлял, всегда есть такая банальная черта, что время кажется более емким, происходит больше событий в единицу времени, а день пробегает незаметно. (Это отдельная интересная тема: субъективное отношение людей ко времени. К примеру, люди, которые сидят в тюрьме, говорят о том, что день тянется бесконечно, а годы пролетают мгновенно.)

Говоря иными словами, когда в российской группе существует какая-то проблема, то, не вступая ни в какие обсуждения, нужно: а) чтобы группа начала двигаться; б) дать ощущение уютности неуютному российскому человеку, чтобы он как в детстве обжил место, пошевелился, сказал себе без слов “чур-чур, это мое” и попробовал позанимать на этом стуле несколько разных позиций.

Такими маленькими мазками тренер, не обращаясь к запросам и проблемам напрямую, не концептуализируя, выписывает фон происходящего. И только на этот фон, с моей точки зрения, может затем накладываться какая-то фигура, содержание, которое можно объяснить.

Еще одна деталь: в тренинге следует не упускать из виду образ удерживаемого на ребре кубика. Если этот кубик положить на одну грань – все будет понятно, логично, скучно и вскоре встретит свое сопротивление, а если повернуть на другую – все будет странно, необычно и от того тревожно. Удерживать кубик на ребре, не допуская ни излишней событийности, ни чрезмерной неожиданности – это искусство. Это умение удерживать процесс тренинга на грани объяснимости и готовности рассказать “что зачем”. Лишь тогда можно вести речь о фигуре – о том, что ты делаешь и зачем – о содержании, процессе и продуктивности.

Я рассказывал об одном из слоев тренингового процесса – кратких, не более пары минут, зачастую незаметных ходах, которые не имеют выраженной цели для участников, но важны для происходящего в целом. Чтобы прояснить роль этих деталей я использую метафору сказки, сказочного персонажа. Положительный герой в сказке обычно различает некие невнятные, неприметные и ненужные для других героев знаки окружающего его мира: слышит голоса зверей и птиц, переводит старушку через дорогу, вынимает из печки пироги и так далее. Благодаря своему умению использовать подсказки, он вовремя останавливается и читает фон, а не только основные фигуры – в отличие от других героев. В результате старушка оказывается не просто старушкой, а ведуньей, звери и птицы благодарят его и помогают в совершении подвигов. Человеку, использующему фон, в награду открывается и содержание – фигура этого фона.

Работая с человеком индивидуально или в группе, важно опознать и выделить его субличности. Это ни в коей мере не социальные роли. Это то, что образуется, когда он выполняет задание “дайте в течение 12 минут не менее 20 ответов на вопрос: кто я?, причем не в порядке важности, а в том порядке, в каком эти ответы-сравнения приходят в голову”. В процессе интенсивной работы один на один или в группе человек выделяет позиции и роли, внутренне важные для него самого. Создается список его личностных идентификаций - того, с чем он хочет или не хочет себя связывать.

Как оказывается, у нас в России, в культуре, склонной к императивности, человек зачастую стремится, чтобы его фасадная ипостась, фасадная субличность была основной и главной, вдобавок к которой он позволит себе допустить от силы две-три других роли. Для человека является некоторым событием принятие, достроение себя до своей внутренней группы, до этих 8-10-12 возможных ипостасей, которые почему-то оказываются неприемлемыми, неактуальными и вытесняемыми. В этом отношении соотношение количества декларируемых, социальных, концептуально упакованных ипостасей имеет прямое отношение к его социальной эффективности, к возможности общаться в реальных группах и в больших социальных системах.

Образовав круг из названных 8-10-12 субличностей, мы получим представление о существующей группе субличностей внутри человека и его отношении к своим ипостасям. Которая из них главная? Хочет ли человек признавать козла отпущения, который в нем есть? Как относится к тем частям своей личности, которые вполне приемлемы, но не развиты? Все это во многом определяет энергетику, которую мы получаем, работая с этим человеком, энергетику, которую он приносит в группу, и его социальность.

Культурный тренинг, предопределяющий поведение человека в группе – это отдельная тема. Я уже отмечал, что одна из особенностей российских тренингов – склонность его участников говорить “нет”, выражаемая в движениях и позах. При этом они едва ли они отдают себе отчет о своем умении “говорить”, используя свое тело. Языком своего тела русские пользуются лишь от случая к случаю, процентов на десять. Участники тренинга с большим удивлением узнают, что коммуникативно содержательными являются не только руки и лицо, но также корпус и ноги. Когда американец удобно устраивается на полу, ничуть не боясь запачкаться или произвести неверное впечатление – это часть его культурного тренинга. А русский напряженно думает о том, так ли он сел, как он при этом выглядит – то есть он тотчас же принимается себя позиционировать в некоем фигуративном пространстве. Русский вообще большую часть времени пребывает в своих виртуальных пространствах, в пространстве мечты. И если русский тебе трижды ответил: “нет”, а ты удержался от того, чтобы сказать: “да пошел ты!” - стало быть, сказочное испытание пройдено.

“Тестировать” и “тестироваться” можно разными способами. К примеру, бизнес-тренер, даже когда его уже трижды “послали”, продолжает улыбаться и произносит: “ребята, у нас тут отличные раздаточные материалы, и сейчас нам с вами предстоит пройти по сказочному американскому лабиринту”. И “ребята” думают: “черт, послать я его послал, но отчего бы не приобщиться к этой культуре за быстро и за дешево – что ж, пройдемся по раздатке”. После чего тренер, в полусжатой улыбке которого и ненависть (когда все это кончится!), и самоутешительное “все равно я на вас неплохо заработаю”, продолжает двигается дальше, со всеми этими своими замечательными субличностями. Естественно, эти “субличности” ему приходится “крепко держать в кулаке”, отсюда зажим частей тела.

Подчас поиск “недооцененных” субличностей обретает причудливые формы. Например, в работе с VIP-клиентом или в коучинге нередко открывается следующий российский феномен. Достигший вершин успеха клиент вдруг перестает видеть текстовое содержание. Он уже не читает, а только просматривает, выясняя, кто от него чего хочет, и что нужно подписать – то есть ориентируется на фокусные, ключевые моменты, фон же практически уходит. И тогда вы предлагаете ему прочесть три страницы неважно из чего – из Достоевского или из Бродского, а потом пересказать прочитанное, под предлогом развития речевой лаконичности выразительности, умения подавать себя разными способами в разных ситуациях. Технологически эта задача решается за счет того, что с клиентом разбираются различные возможности перехода от фигуры к фону, обращения к телу, голосу и каким-то иным составляющим невербального общения.

На сегодняшний день не представляется перспективным тренировать отдельную компетенцию, вырванную из контекста. А потому, хороший тренинг – это тренинг, где учитывается культурный опыт участников (человек как субъект культуры), его корпоративный опыт (принадлежность “стае”), и опыт автономности (мера одиночества, которую он может себе позволить).

Можно рассмотреть несколько социальных плоскостей тренинга, в которых задействован предшествующий опыт участника и формируется его новый опыт. Во-первых, тренинг – это площадка для “молодняка”. Он содержит множество игровых моментов, проб, способствующих дезавтоматизации привычного поведения и восприятия. Во-вторых, тренинг как “культурная стая” отражает опыт соотнесения активности, делегирования ответственности, лидерства. Человек учится то подчиняться, то оказываться в центре внимания, то подыгрывать лидеру, то, ощущая безопасность групповой среды, заниматься своими мыслями и делами. Метафора “стаи” подразумевает множество мелких субординационных отношений, удобных и гибких, позволяющих не втискивается в узкий набор ролей, а владеть спектром перемещений по всем ролевым возможностям. Тренинг в малой группе позволяет человеку в дальнейшем быть гибким и уверенным в большой группе. И в третьих, тренинг – это выработка клубного стиля: каким человек хочет быть, каким он может себя предъявлять. Это возможность, испробовав многое, выбрать, что тебе больше подходит. Все эти плоскости, резонируя и сочетаясь друг с другом, образуют “уютность” тренинга – важное условие предстоящих изменений.
В зависимости от того, в каких группах человек прежде участвовал, насколько глубоким было его участие и насколько зрелыми были группы, меняется его гибкость участия, скорость и способность извлекать пользу, попадая в тренинговое поле.

Когда проводили опыты с LSD на обезьянах, наблюдалась интересная вещь: обезьяна начинала вести себя по неустановленным правилам в этой группе и вся группа сходила с ума. Локальное сумашествие, вызванное приемом препарата, выводило из нормальности всю стаю. Когда один человек выпадает из привычной конфигурации, привычных ролевых отношений в группе, это тотчас нарушает личный уровень нормальности всех остальных людей. Влияние индивидуума на группу, на стаю – это тренинг, которому человек подвергается, проходя опыт различных групп.

Помимо тренинга принадлежности, это еще и тренинг автономности, становления свободного человека, преодолевающего рамки системы жестких соподчинений своих социальных укладов. Если в процессе тренинга человеку удается отреагировать свою принадлежность к “феодальному”, “рабовладельческому”, к “утрированно-капиталистическому” укладу, он становится более самостоятельным. И вследствие этого он с большей легкостью усваивает навыки, которые являются узким предметом того или иного тренинга. Дело обстоит просто: любой конкретный узкий навык опирается на более широкие навыки, коммуникативность, а те в свою очередь на навык самостояния – собственной развитости.

На тренинге человек проходит некие типовые стадии, присущие любой группе. Если человек находится в группе достаточно интенсивно и долго, он способен получить то, что тренируемо внутри группы в этих стадиях – дозреть в своей способности извлекать пользу. Если он в своей жизни не имел достаточного количества и качества групп, он оказывается к этому не готов – недотренирован.
На первой стадии, когда в группе присутствует определенная настороженность, тренируется формальность предъявления себя. На второй фазе возникает то примыкание к подгруппам и группе в целом, то недопущение или выталкивание из них. Третья стадия – это принадлежность части себя важной части группы или подгруппы и одновременная автономность, самостоятельность, что делает возможной частичную встроенность. Четвертая стадия – подобие зрелости, когда человек обретает самостоятельность, может обходиться без этой группы, и способен относительно легко включаться в другие группы и быстро устанавливать позитивное отношение к себе, к другим и к группе в целом.

функции
Что тренирует группа, в которую попадает человек? Хорошая группа создает особую среду, позволяющую регрессировать, быть менее правильным и организованным. Таким образом, одна из тренинговых функций: нарушать правила и соблюдать, исследуя, до какой степени человек может это делать. Другая функция группы – исследование границ самого себя, своих культурных контекстов, которые на данную группу проецируются.

На формальном уровне группа тренирует такие качества, как способность к лидерству, умение делегировать, встраиваться и образовывать субгруппы, переключаться, отвечать за других – так называемую конфигуративность – меняться, подстраиваясь под разных людей, под разные задачи, под разные субгруппы.

Еще один тренируемый аспект – мера между традиционностью и оригинальностью, между способностью двигаться в соответствии с культурными, корпоративными, групповыми рамками, или внезапно взламывать эти рамки, следуя своему индивидуальному образу действия и восприятия.
Есть и такая важная функция, как тренировка умения переключаться от имеющей место драматизации, к иронии; сочетание трагичности и комичности происходящего. Тренинг критической позиции, видения карты разворачивающихся событий и процессов, и разных масштабов того, как это может быть воспринято.

социальные слои и контексты
В процессе группового тренинга становится очевидным одно различение – насколько человек художник, насколько он ремесленник. Во многом это определяется тем “тренингом”, которому человек подвергся в своей культуре.
Обратной стороной выработанного подхода и самопроявления человека является запрос заказчика – то, как он воспринимает своих работников. Это оппозиция “крепостной или свободный” - также сформированная культурой. Сталкиваясь с этой оппозицией, хорошо тренированный человек умеет обращаться к реальности отфильтрованных социальных или культурных контекстов и своих прошлых тренингов и занимать наиболее адекватную для его ситуации ролевую позицию.

Внутренняя рамка, меньшая, чем культурные контексты – это вопрос о ролевой позиции в организации, о том, “кто я в этом укрепленном замке”. Разумеется, имеется в виду символический, знаковый, а не физический замок. Еще более мелкий уровень внутри корпоративного – кто я в стае или в группе, насколько мне в группе удобно. Человек, который прошел тренинг групповой принадлежности, в любой формальной группе затрачивает меньше сил и несет меньше потерь, чтобы быть своим, испытывать доброжелательность, иметь доверие, понимать себя как часть целого, легко переключаться с того, что он является ведущим в ситуации на то, что из этой ситуации следует. И последний слой – индивидуализированный: “кто я сам, что во мне о рыцаря, что от купца; что от акционера, а что от управленца”. Крепостной я человек или самостоятельный.

Бессознательное в организации
Человек – объект тренинга внутри организации, и как объект может оказаться в поле двух различных запросов.
Когда заказчики говорят “тренинг”, то для одних это тренинг “правильных” рефлексов, навыков. Для других – скорее тренинг смыслов и привязанностей, из которых возникают правильные рабочие действия. Иными словами, тренинг ресурсных состояний или тренинг проблемных ситуаций.
Это различие запросов можно описать и по-другому: человека нужно подвергнуть внушению, “поставить в рамки”, научить, и тогда он будет правильно повторять заученные действия – как крыса с выработанным рефлексом или идеальный солдат прусской армии. Или человека нужно “разбудить” - мотивировать, и он найдет, как сделать лучше.

Один из заказов тренинга продаж – “ружье к плечу”. “Хорошо бы, чтобы было как в армии: приказ дан – приказ выполнен. Пришел клиент – улыбнись, сделай два шага навстречу”. По сути дела подразумевается потребность обучить рекрута, работающего в бутике или в магазине, ходить строевым шагом. Я бы позволил себе назвать этот подход как “безмыследействие”, то есть чем меньше мысли – тем лучше.

Второй вариант тренинга – когда мыследействие в тренинге все же подразумевается. В этом случае заказываемые компетенции продавца уже в ином. “Как продавцы должны вести себя у нас, в России, что значит индивидуальный подход к тому или иному клиенту?”. В этом поневоле появляется некоторая одушевленность. В большинстве бутиков продавцы находятся в роли “неговорящей Барби”; их назначение – составлять часть интерьера. Когда возникают допущения, что помимо “строевых действий” есть и иные “шурупики, которые можно подкрутить”, вопросы о том, что собой представляет продукт и как относится к клиенту, процесс сам собой начинает продвигаться намного активнее.
Описывая бизнес-тренинги и работу с людьми из деловой сферы как таковую, не могу не сказать пару слов об индивидуальной работе. Живущий в обществе миф о “новом русском”, абсолютно не соответствует действительности: как правило, это чрезвычайно интересные, живые люди. Полагаю, общество не способно оценивать их адекватно в силу зависти и предвзятости. Любопытная деталь: не так давно мы провели маленькое исследование, какие темы из предлагаемых тренингов наиболее востребованы так называемыми VIP-клиентами. Самым рейтинговым оказался тренинг с названием: “Психопаты правят миром”. С моей точки зрения это означает, что люди хотят сохранить свою нарушающую границы характерность, которая для них представляет высокую ценность и является большим достижением. В то время как внушаемая психологами ценность снятия стресса почему-то не пользуется популярностью. На самом деле, когда человек заново открывает для себя магию слова и возможность дополнительных смыслов, когда он выходит в поле и фон из усвоенных им, ставших привычными движений тигра, прыгающего с кочки на кочку, эффект бывает очень значимым: простые вещи, остающиеся не более чем техниками, начинают работать совершенно иначе.

На тренинге проявляются и разворачиваются все аспекты корпоративного бытия: вертикаль организации, делегирование ответственности и самостоятельности, переносимость неоднозначности, ситуативное лидерство, дополнительные смыслы и сообщения, традиционность происходящего, соотношение демократичности происходящего с семейственностью и бюрократичностью власти и так далее.
Это параметры, которые проходят через группу, через организацию, и через самого человека, в котором тоже существуют внутренние отношения, связанные с этими параметрами. Вышеупомянутые субличности внутри человека – это, фактически, тоже некоторая внутренняя корпорация. В зависимости от этой “внутренней корпорации”, человек тем или иным образом относится к тому, что предлагает ему группа, и к тому, что предлагает организация. На хорошем тренинге задействованы все эти взаимоотношения. Обсуждая конкретную корпоративную культуру организации, мы тем самым затрагиваем и внутреннюю глубинную личностную структуру человека, его субличности, и то, какое отражение они находят во “внешней” организации.

Благодаря интенсивности происходящего на тренинге. Становится очевидным то, насколько в организации реально допускается открытость самовыражения, что сказывается в том, разрешено ли в ней свободно одеваться, каковы возможности неформальных интонационных шуточных приветствий друг друга и иных деталях. Важная характеристика организации – степень доверия к ней и степень искренности. Тренинг отражает длину “поводка”, на которую отпущены топменеджеры, длину “поводка” простых менеджеров и рядовых исполнителей. Он позволяет узнать, насколько люди идентифицируют себя с задачами своего отдела и организации в целом, каково их отношение к растущей самостоятельности, возможности творческого преломления задачи или даже постановки новой задачи.
Как правило, задачей тренера является, влезть в шкуру реальной корпорации, ее культуры, выявить ее особенности и продемонстировать их участникам, а также познакомить их с другими возможными формами корпоративной культуры.

Пространственно можно воспринимать тренинг как матрешку. Внешне он может быть посвящен конкретным декларированным навыкам, скажем, навыкам продаж. За этим скрывается второй слой: кроме конкретных навыков есть базовые компетенции, которые у человека надо тренировать, меняя его личностные особенности, научая его слушать, отвечать на вопросы, двигаться и прочее.
Есть уровень в тренинге, который касается общих фоновых отношений, степени уютности существования. Есть уровень тренинга, на котором человек как в мифе или эпосе отыгрывает “героя”. Тренируется его способность к самостоятельности, к транфсормации себя – то есть некоторая героическая составляющая человека, независимо от того, чем он занимается.

И наконец – маленькие частности. Специфические для человека свойства: обаяние, харизма, особенности улыбки, особо любимые вопросы, присущие интонации.
Таким образом, внутри заявленного тренинга “как нужно продавать”, который посвящен выработке навыка, существуют обращения к другим внутренним характеристикам. Это уровень компетенции, маленьких частностей, героя и фоновых характеристик.

Как уже не раз было сказано, “поверхностный” запрос можно уподобить заказу на выработку условных рефлексов – “нужно поставить навык, чтобы лучше продавали”. То есть своим запросом заказчик задает тренингу определенные границы.
С навыком общая идея такая – мышь бежит не туда, куда хочет, а по лабиринту. Она может и свернуть куда-то вбок, но тоннель ее ограничивает, направляет, фактически подталкивает. Подобно тому, как раньше на барщине крестьян, собирающих ягоды, заставляли петь, чтобы они эти ягоды не ели. Это идеал работодателя – чтобы работник делал то, что нужно, и не делал того, что не нужно, и вдобавок, не имел времени для себя.

Это заказ на тренинг по устражению, уточнению, постановке в границы. По сути, тренинг здесь реализация логистики. Бег по лабиринту – это, разумеется утрировка, но отражает суть. Люди разболтаны, нужно их как следует выжать.
Вторая разновидность тренинга – когда с человека по возможности все привычные границы и роли снимаются. Человека на тренинге стараются поставить в ситуацию, когда он сам выбирает себе, кто он такой, какое его существование, каковы его смыслы. И человек, на время отказываясь от своих привычных рамок, ищет для себя, кто он на самом деле без них. И в итоге находит свои личные рамки. Этот тренинг затрагивает мотивированность человека, его стремление сделать как можно больше, быть заинтересованным. Благодаря вспыхивающему азарту и возможности выхода из узких границ собственно продажи, он лучше начинает продавать, потому что его интерес к фону продаж дает необходимую сосредоточенность и энергетику. Постепенно он сам находит новые конфигурации, из которых его соотношение жестко заданных элементов поведения и дополнительных, привлекаемых от случая к случаю, составляют новую рамку – более широкую, более ему лично присущую, более специфическую для ситуации.
Третий тип отношения к границам – когда деятельность человек строится как художественный текст. В научном смысле он имеет так называемое синтагматическое развитие, когда действия и слова имеют свое соподчинение и продолжение. И парадигматическое развитие – когда вместо одних слов или возможностей могут быть другие – то есть выборы. Художественный текст – текст, который развивается и по горизонтали – предсказуемо до некоторой степени, и есть в каждом выборе отметенные выбранные из других возможности. Тренинг, заданный таким образом, подразумевает, что строятся как простые последовательности действий, к примеру, тех же продаж, и в то же время находятся дополнительные возможности того, как еще можно было бы поступить. Эта игра между горизонтальным и вертикальными возможностями, между логическими, последовательными, четко замыкающимися сетями и выборами, в которых есть некоторый спектр от жестко оправданных прагматичных и общих вариантов к более странным, необычным и ситуативно оправданным..
То есть, наш первый тренинг в этой классификации –построение четко заданных цепочек действия – за одним типичным действием есть второе типичное действие, все выстраивается, шаг один требует шага два, тот шага три и шага четыре.
Во втором случае, тренинг – это поиск: что могло бы быть вместо второго или на месте третьего? Поиск смыслов и идентификация с организацией своей задачи – я хочу сделать как можно больше, чем могу.

В третьем случае идет речь о нащупывании в игре проектных возможностей. Есть разные сценарии или разные проекты, и человек выбирает меру привязанности к прагматике происходящего или наоборот, к некоторому творчеству.
И, наконец, отношение к границам четвертого типа, когда границы принципиально заданы как незаданные – игровой тренинг, где каждый раз внутренний посыл заключается в том, чтобы сделать иначе, чем делалось до сих пор. Здесь, в отличие от первого случая, уже поставленные навыки каждый раз перестраиваются.
Игра с границами позволяет осознавать возможность их расширения, и делает более комфортным использование привычных конструкций.

Наконец, хотелось бы сказать пару слов о том, что группы и клубы должны быть модными в обществе, поскольку способны дать окружающим энергетичную заряженность, уверенность, чувство гибкости и адекватности.
Группа – это прибыльный интеллектуальный бизнес, инвестиционный банк для человеческой гибкости и встроенности в отношения с другими людьми. Человек приходит в группу как инвестор. Он получает кредит от окружающих, пускает его в дело, и в итоге получает высокие дивиденты.

Группа – это растущий бизнес. Раньше пришел – раньше вложил – раньше получил. Человек вкладывает и на выходе получает со значительными процентами самоуважение и доверие к окружающим, интерес к себе и другому, большую ментальную гибкость.

Мне как раз кажется, что как в групповой работе, как и в выступлении, должны присутствовать разные жанры: иронические, и циничные, и пафосные, мелодраматические. Их сочетание во многом определяет происходящие внутри тренинга события. Я пытался показать, что нет “нашей” культуры и “другой” культуры – есть культуры и миры. И ставить между ними знак равенства – это то же самое, что производить “волкозверика”. Можно феменологически описывать каждую из этих культур, рефлексировать над ними, простраивать их методически. Но я принципиально против того, чтобы пытаться оперировать этими лоскутками как одной тренинговой культурой.

В заключение добавлю, что, с моей точки зрения, после тренинга меняется отношение человека к миру. Человек в большей мере чувствует себя сопричастным миру и в меньшей степени боится смерти и своего отсутствия в мире, понимая, что мир, в который он входит, не единственный. В этом отношении человек избавляется от некой фиксированной позиции, и тем самым от страха ее потерять или резко от нее отклониться. Я искренне верю, что если посадить двенадцать человек в одну группу, превратить это в настоящую группу – тренинг, включающий в себя все реальности мира – то каждый из участников сможет достроить себя до некоторой полноты, которой у него нет в отдельности. Я искренне верю, что, частью продуктивной работы для тренера является сильная заряженность его собственной позиции: “я в тебя верю, я тебя вижу, ты мне нравишься”.