Наука лидерства

Ваш большой друг явно сгущает краски. Я уважаю Бориса Николаевича Никольского и считаю его очень мудрым человеком. И сейчас испытываю к нему только благодарность. Конечно, восемнадцатилетний мальчишка мог обижаться на редакторов, которые не печатали его стихи. Это казалось несправедливым, потому что стихи были хорошие. Но кроме качества стихов есть еще очень много привходящих обстоятельств, которые одних делают поэтами, а других нет. Писать стихи для этого недостаточно.

Кстати, когда я приносил стихи в “Аврору”, Горынин уже не был главным редактором. А когда в Неву - Никольский по-моему там не был Главным еще, только и.о.. Так что тут натяжка. Неверно и то, что кто-то недооценивал мой талант. Никольский сказал мне очень мудрую и важную вещь. Ты, мол, хочешь стать поэтом потому, что ищешь любви и признания. А признание на самом деле бывает после смерти. А при жизни будут травить все, кто менее талантлив. А тех, кто менее талантлив, чем ты, неимоверно много, и зависти тебе не избежать. Чтобы быть поэтом, мало писать сильные стихи. Быть поэтом – это жертва и служение, противостояние всему миру. А ты к этому не готов, тебе все легко дается. Так что забирай свои листочки назад. Если через три года ты принесешь их снова и скажешь, что без стихов не можешь, что это твоя жизнь, что ты эту судьбу твердо выбрал, что ничего другого у тебя нет, тогда я их напечатаю. А если не принесешь – пусть остаются твоим личным делом.

Через три года я стихи не принес. И ничего не принес. Потому что у меня была другая жизнь. И я очень благодарен Никольскому, что он тогда мне это сказал, хоть тогда я на него по-детски и обижался. Потому что та жизнь, которой живут люди литературной тусовки очень скоро стала меня ужасать и до сих пор ужасает. И то, как они выглядят к сорока в результате этой вечной взаимной зависти и склок, тоже меня ужасает. И я очень быстро понял, что такой жизни не хочу. Жить как Рембо, Вийон или Бродский я не смогу. А значит – я не поэт.

Так что решение я принимал сознательно, и никто мой талант не губил. Никакой великий поэт не умер, потому как и не рождался. Точно также я принял и решение не становиться писателем-фантастом. Потому что это особый образ жизни. У меня в 90-е уже была возможность самому публиковать не только то, что я напишу, но и то, что обезьяна на машинке настучит. Но я издавать ничего не стал. Потому что это за пределами моего образа жизни.

Кстати, когда наши семинары в Репино на майские праздники пересекались с главной фантастической тусовкой – Интерпрессконом – я насмотрелся на этот кошмар, в котором я никогда бы не стал своим. Писать хорошие романы и быть писателем-фантастом – вещи разные. Вот когда привозят восемнадцать ящиков водки и хвастаются, что удалось достать у кавказцев по-дешевке, а потом притаскиваются к нам рассказывать о методах нетрадиционной дефекации – это фантусовочный образ жизни. Лукьяненко вон тоже пишет хорошие романы, но в этой тусовке ему тяжко, это видно. Что его спасает от полного отчуждения – что по приезде сразу там напивается до зябликов.

Это не мой образ жизни. И служить этой музе я не готов. Вот и все.

Почему бы и не рассказать про постиндустриальный переход? Вопрос ведь – как рассказывать. Когда мне было пять лет, писатель Виктор Голявкин подарил мне сборник фантастики “Золотой Лотос”. Повесть Альтшулера, рассказы Днепрова произвели тогда на меня очень полезное для моего будущего впечатление.

А еще в этом возрасте хорошо приучить ребенка к стихам и к географическим картам. Первое вырабатывает суггестивные и риторические способности, второе – стратегическое и системное мышление.

Если мужик ведет свой бизнес с женой, да еще и нижайше выставляет ее как источник вдохновения – диагноз ясен: мы имеем дело с мазохистом-подкаблучником. Фразеология и манера подачи материала сразу же выдает банальное и пошлое сектантство. Способ втягивания народа заимствован у дианетиков и Отца Муна. Способы осчастливливания дамочек-поклонниц очень напоминают АУМ СИнрикё и Белое братство.