Статьи по психологии

Эффект стереотипизации

Кризисные тенденции в общественно-политической жизни развитых капиталистических стран сопровождаются сегодня усилением идеологической экспансии средств массовой информации, которые, выражая интересы крупного капитала, стали мощным средством духовного подавления масс. Со всей очевидностью это проявилось в ходе прошедших президентских выборов в США, где борьба за голоса избирателей превратилась в продуманное пропагандистское «шоу» с предопределенным исходом. Анализируя «режиссуру» выборов, нельзя не признать эффективность и целенаправленность действий их организаторов, хорошо осведомленных о социально-психологических механизмах формирования и функционирования общественного мнения. Мы остановимся лишь на одном из аспектов проблемы манипулирования массовым сознанием, выходящем за рамки электорального поведения. Речь идет о феномене стереотипизации обыденных представлений, позволяющем формировать мотивационную структуру поведения, так сказать, с заданными свойствами, не только не соответствующими реальным социальным интересам и потребностям действующего субъекта, но в корне противоречащими им.

Было бы упрощением полагать, что деятельность западных средств массовой информации и пропаганды осуществляется чисто эмпирически, методом проб и ошибок. Практика «масс-медиа» опирается на многолетний опыт социологических и социально-психологических исследований, истоки которых восходят, с одной стороны, к экспериментальному изучению поведения в русле позднего бихевиоризма, пытавшегося интегрировать идею «гештальта» в модель «стимул-реакция», с другой — к теории массовой коммуникации, разработанной У. Липпманом, в качестве одного из применений, концепции инструментального интеллекта Дж. Дьюи.

Собственно говоря, эти методологические ориентации и сегодня пронизывают содержание теории стереотипов, задавая определенный ракурс их научного анализа практического применения. Во-первых, стереотип обыденного сознания в той мере, в какой он включает «когнитивную схему» (Ф. Бартлетт), «познавательную установку» (Дж. Брунер), «образ» (Дж. Миллер) и т. п. представляет собой реальный, имманентно присущий человеческому сознанию и поведению феномен. Во-вторых, стереотип формируется, причем формируется не только в контексте отражения объективной действительности, но и в процессе коммуникации. Именно здесь заложены гносеологические и инструментальные возможности манипулирования сознанием. Поэтому социологический анализ содержания стереотипа с необходимостью предполагает его соотнесение с объективным интересом действующего субъекта, включенного в систему общественных отношений. «Люди всегда были и всегда будут глупенькими жертвами обмана и самообмана в политике, пока они не научатся за любыми нравственными изыскивать интересы тех или иных классов», — писал В. И. Ленин.

Таким образом, стереотип состоит из двух компонентов: когнитивного образа, обеспечивающего предрасположенность субъекта к восприятию массовой информации, и инструментально-практической установки, создающей контекст оценивания информации и внутренней готовности субъекта к последующим действиям. Понятно, что если инструментальный компонент начинает доминировать над когнитивным, т. е. человек воспринимает только то, что он хочет воспринимать — истина становится неотличимой от лжи, убеждение перерастает в предубеждение, категориальный стереотип превращается в «имидж», а люди — в обезличенную и манипулируемую «одинокую толпу» (Д, Рисмен).

Каковы теоретические основания концепции стереотипов? Несмотря на то, что данная проблема изучается в рамках различных, нередко противостоящих направлений буржуазной социологии, ее исходные предпосылки были сформулированы в ставшей классической монографии У. Липпмана — видного американского политического обозревателя и теоретика пропаганды. Они сводятся к следующим положениям, скорее описывающим процесс стереотипизации, чем раскрывающим его сущность. Во-первых, Липпман исходит из факта, установленного гештальт-психологией, что человек сначала формирует представление об объекте, а лишь затем «видит» его. Отсюда делается вывод, что процесс социальной перцепции в большей степени зависит от имеющихся прообразов, «картинок в голове», которые Липпман и называет стереотипами. Эта линия рассуждения закономерно ведет к отождествлению наличествующей в опыте реальности и априорных по отношению к нему стереотипов, — создается своеобразная платоническая картина мира, где в качестве «сущностей» выступают феномены воображения. Привычки, надежды, устремления, ценности и идеалы людей перемещаются а сферу идеальных объектов, порождающих свои эмпирические проявления. Последние — не более чем стимулы, но в отличие от классической бихевиористской диады здесь сами стимулы являются продуктом предзаданных стереотипов.

Не вдаваясь в подробный оптический анализ используемой Липпманом философско-гносеологической схемы, отметим, что приписывание обыденным представлениям статуса «всеобщих форм» познания и деятельности еще не дает теоретического обоснования манипулированию образами, поскольку остается открытым вопрос об изменчивости стереотипов. Решение его усматривается американским социологом в том, что в основе образов сознания лежит инструментальная установка — готовность действовать, — которая всегда ситуативна и зависит не столько от доводов разума, сколько от бессознательных импульсов предрассудка. Этот аспект теории стереотипов получил детальную разработку в концепции Г. Оллпорта, связавшего когнитивные образы с испытываемыми индивидом чувствами симпатии и антипатии. Последние, по его мнению, должны обязательно сопровождаться «ярлыком-наименованием», содержащим помимо «категориальных» признаков оценочное отношение к объекту. В определенной мере стереотип выступает рационализацией бессознательных импульсов, лежащих в основе избирательной перцепции, разграничивающей референтные группы «мы» и они». В этом необходимая социальная предпосылка существования стереотипа, воссоздающего обобщенный образ контрагента коммуникации как «хорошего» или «плохого».

Анализ ценностного содержания стереотипов закономерно приводит буржуазных исследователей к постановке вопроса об их социально-культурных детерминантах. Наиболее характерны в этом плане воззрения Т. Адорно, связывавшего стереотипность как форму мышления с формированием этноцентристской личности и идеологией «Просвещения» в целом. «Озабоченность своим статусом и общепринятые ценности становятся основополагающими для личности этноцентриста и вытесняют истинные индивидуальные стремления», — писал он. Следуя психоаналитической традиции, Адорно считает, что стереотипы выполняют функцию своеобразных «репрессантов»: они подавляют индивидуальные стремления, приписывая их представителям «враждебных групп». Идея Адорно о закрепленности стереотипного мышления за Авторитарной личностью и жестко фиксированным статусом референтной группы стала в современной буржуазной социологии и теории пропаганды хрестоматийной, вызвав к жизни ряд важных методологических следствий. Во-первых, гипотеза о том, что стереотипное мышление, находясь в тесном взаимодействии с типологическими характеристиками личности, подчинено социально-культурной детерминации, получила экспериментальное обоснование. Тем самым были «открыты» социальные слои (или, как их называют буржуазные социологи, страты), в наибольшей степени поддающиеся действию предрассудков, насаждаемых господствующей идеологией. Здесь следует отметить характерную для политической жизни Запада особенность, недостаточно, на наш взгляд, учитываемую марксистскими исследователями. Выраженная предрасположенность к авторитарному стереотипному мышлению обнаружена у представителей так называемых «маргинальных» слоев, представителям которых присущи завышенные референтные притязания и вместе с тем неустойчивый социальный статус. Именно они образуют достаточно широкую социальную базу для проведения реакционной внутренней и внешней политики с позиций силы, основной объект идеологической манипуляции.

Во-вторых, жесткое разграничение ролевых статусов и, соответственно, референтных притязаний в содержании пропагандируемых стереотипов становится существенной предпосылкой «управления» социальным поведением массы. Оллпорт, например, одним из социокультурных факторов стереотипизации считает искусственное насаждение соперничества и конфликта между группами, различающимися не только по социальному статусу, но и национальной принадлежности. При этом распространяются предубеждения, так сказать, «внелегально» санкционирующие преследование определенных групп населения (евреев, чернокожих, латиноамериканцев) с неявно подразумеваемой целью возложить вину за социально-экономические или политические трудности на «козла отпущения», разрядив тем самым социальную напряженность. Разумеется, насаждая идеологию стереотипов, правящие круги капиталистических стран ставят своей основной целью дезориентировать общественное мнение, затушевать определяющую роль классовых конфликтов, «заменить» их психологической дилеммой «мы» и «они». На первый план в массовом сознании выдвигаются «обозначенные» стереотипом черты «враждебной» группы безотносительно к реальным характеристикам конкретных людей. «Негр кровожаден и хитер,— таков, например, незыблемый императив беснующегося в линчующей толпе стереопата (Т. Адорно), несмотря на то, что он не смог бы назвать ни одного прецедента, где поведение негра было бы более предосудительным, чем поведение белых. Поэтому Б. Беттлхейм и М. Яновиц отчасти правы, считая, что интолерантный человек «находится в порочном круге своего заблуждения».

В свете сказанного становится достаточно ясно, почему эффект стереотипизации неразрывно связан с манипулированием массовым сознанием, лишением действующего субъекта воли, ответственности, а следовательно свободы, в своих поступках. Не случайно большинство исследователей стереотипов связывает их функционирование с проявлением бессознательных импульсов агрессии и враждебности. В этом немалая доля истины. «Участвуя в линчующей толпе, индивид способен совершать поступки, одно только воспоминание о которых впоследствии наполнит его ужасом и омерзением и, возможно, даже приведет к самоубийству», — пишет Т. Шибутани.

Если в «нормальной» жизни поведение человека, находящегося под влиянием поступающих извне «стимулов», опосредуется социальными нормами, ценностными ориентациями и диспозиционной структурой — в любом случае речь идет о сознательном выборе линии поведения, — то действие стереотипов осуществляется как бы автоматически. Р. О'Хара сравнивает «эффект» стереотипа с механизмом проявления условных рефлексов у собак: включается звонок — собака, привыкнув получать после звонка пищу, выделяет слюну. Так и человек, усвоив стереотипизированные реакции, лишается воли и свободы выбора.

Совершенно очевидно, что наиболее эффективный способ манипулирования массовым сознанием и поведением — обращение к эмоциям личности. Рассматривая «технологию» оперирования «эмоциональными символами», О'Хара отмечает: «Интенсивность реакции будет зависеть от интенсивности эмоционального воздействия, от искусства манипулирования стереотипами».

В теории массовой коммуникации проблема социально-психологической локализации стереотипного сознания и поведения остается во многом дискуссионной. В частности, Э. Вайнэк приводит ряд аргументов в пользу того, что стереотипизации подвержены обыденные представления всех людей вне зависимости от их референтного статуса. Правда, он считает возможным отделить предрассудки от стереотипов, подразумевая под последними «эмоционально окрашенные... системы-понятия с позитивными и негативными функциями, служащие для организации практической деятельности».

Перенос акцента с идеологического на когнитивный аспект стереотипизации является характерной чертой современной буржуазной методологии социального познания. В частности, усиливается внимание к социальным нормам и парадигмам формирования научных понятий в контексте определенной социокультурной среды. Под влиянием феноменологической критики и новейших тенденций в социолингвистике (Н. Хомский) происходит интенсивное разрушение традиционно сложившихся барьеров между языком науки и обыденными представлениями. Многие буржуазные исследователи начинают осознавать, что эффект стереотипизации проявляется не только на уровне массового сознания. Идеологическая экспансия капитала охватывает сегодня все сферы духовной жизни общества.

Подведем итоги. Феномен стереотипизации имеет как гносеологические, так и социально-политические корни. Он выполняет функцию объяснения и понимания социальных явлений и процессов с помощью интерсубъективных (и в этой мере стереотипных) понятий и категорий создается то внутренне однородное мыслительное пространство», в рамках которого становится возможным взаимопонимание людей. Вместе с тем, существование одинаковых когнитивных схем — необходимое, но не достаточное условие формирования стереотипа. Он несет выраженную идеологическую нагрузку, отражая интересы господствующего класса и глубокие социальные антагонизмы капиталистического общества. Будучи инструментом манипулирования социальными ценностями и реальным поведением людей, стереотипы массового сознания выступают одной из форм отчуждения и духовного подавления широких слоев трудящихся. С некоторой долей условности можно сказать, что стереотипизированное сознание — это «ничье» сознание, созданное и функционирующее с помощью могущественной «масс-медиа» — индустрии лжи, ненависти и страха.