Статьи по психологии

К вопросу о появлении и развитии «сатанизма» и «неосатанизма» в Западной и Восточной Европе

Появление на свет этой статьи вызвано тем, что автору, как занимающемуся историей религий, за последние годы, когда данная тема стала актуальна (точнее говоря — более потому, что она начала активно муссироваться в масс-медиа и масс-культуре) с завидной регулярностью задавались знакомыми и студенческой молодежью вопросы о том, что такое «сатанизм», когда он возник и т.д. Мне изрядно надоело повторять одни и те же ответы, стремясь к тому же упрощать в этих ответах достаточно сложную информацию почти до той грани, за которой уже — потеря внутреннего смысла ответа. В этот момент ко мне и обратились с предложением набросать краткий, как можно более простой и общий очерк истории появления и развития сатанизма и неосатанизма. Данный очерк и пойдет ниже, хочу только оговориться, что он не претендует на уровень научного исследования и являет собою скорее жанр популярного изложения для неспециалистов нашего взгляда на некоторые общеизвестные проблемы, их последовательность и взаимосвязи в контексте интересующей нас темы.

Итак, сначала определимся с понятиями хотя бы в самом общем виде. Под «сатанизмом» мы считаем возможным понимать в данной статье исключительно и только религиозные объединения людей, в основе вероучения которых лежит идея осознанного поклонения и служения Сатане, а так как этот образ и символ разработан и существует в традиционном, классическом его понимании именно и только в системе мировоззрения и картины мира, созданных христианством, то и о сатанизме правильнее будет говорить, как о религиозном течении, созданном на основе изменения (желающие могут читать — искажения) христианской системы ценностей и картины мира. Таким образом, мы не рассматриваем в этой статье прочие многочисленные культы и религиозные традиции, зачастую гораздо более древние, чем христианство, включавшие в той или иной форме жертвоприношения или поклонение, служение жрецов различным божествам, демонам и духам зла, порчи, смерти, стихий и т.д., считая, что хотя кое-что из этих традиций и могло повлиять на создание сатанизма, сами они к сатанизму никоим образом не относятся. В этих культах и религиозных традициях, как правило, языческих, верховной силой представляется на самом деле совсем не определенное божество, демон или дух (неважно в данном контексте, добра или зла) или их группа, а мировой закон, безличностная и беспристрастная высшая сила, которой подчиняются все божества, демоны и духи, сколько их ни есть. Исключение составляет, пожалуй, только зороастризм, но и в нем жрецы, служившие злым божествам (Ангро-Манью и другим) не стремились принести в мир власть и установить правление этих божеств, а скорее откупались от них жертвоприношениями и служением, чтобы эти злые божества как можно меньше мешали спокойной жизни людей. Возможно, с теологической точки зрения всех служителей таких религий и культов и можно отнести к слугам дьявола, но мы, однако, стараемся придерживаться светского научного подхода к проблеме. С научной точки зрения все это принципиально отличается от сатанизма, который, во-первых, исходит из монотеистической картины мира, в рамках которой высшая сила есть не безличный закон, как в язычестве, а личность (сама высшая сила при этом может пониматься по-разному — как высшее божество, как верховный дух зла и т.д.) и который, во-вторых, подразумевает осознанный договор человека с духом зла и служение ему не только за различные блага, но и служение как высшей силе, власть которой необходимо в перспективе установить в мире людей.

Итак, сатанизм, как мы оговорили выше, это течение, созданное на базе христианской картины мира, если можно так выразиться, это крайняя форма ереси на базе христианства. Как таковой, его нельзя рассматривать в качестве самостоятельной религии, а можно лишь в контексте развития христианства в Европе (прежде всего Южной и Западной) и в Малой Азии.

Общие тенденции возникновения «сатанизма»

Какие же тенденции лежали у истоков появления этого течения?

Их можно выделить несколько:

1. Существовавшие еще в дохристианский период колдовские традиции (с ними связаны такие сюжеты, как каннибализм, детоубийство, оборотничество, вызов демонов и духов с помощью заклинаний, ночь как время обрядов, использование магических мазей, полеты и перемещения верхом на предметах, само представление о проведении ритуалов наоборот с целью достижения эффекта, противоположного исходному).

2. Наследие языческих религиозных традиций — как прямое, так и через фольклор (дикие пляски, дикая охота, дикий человек, инкубы, прохождение сквозь закрытые двери и стены; почти все младшие духи — бывшие эльфы, гномы, другие языческие духи и божки, даже сам черный козел как образ Сатаны — наследие язычества, правда, древнего, еще иудейского, века эдак XIV до н.э., знаменитого «козла отпущения», на которого древние иудеи перекладывали все грехи племени, после чего и изгоняли нечистое животное в пустыню; впрочем, возможно на образ повлияла позже и античная традиция сатиров и Пана; ну и конечно не следует забывать, что т.н. христианизация Европы проходила, между прочим, не в первом веке, а до восьмого-девятого, и еще в 772 году вся Саксония между Эймсом и Нижним Рейном на западе, Эльбой на востоке и Эйдером на севере была сплошь языческой, и христианство там насаждал вооруженной силой, подчинявший саксов до 802 года Карл Великий. Везде, где саксы восставали либо отбивали успешно вторжения франков, они восстанавливали язычество как символ независимости. В конечном итоге франки подчинили Саксонию и саксонская знать приняла христианство, но языческие традиции и в Саксонии, и в Европе в целом были достаточно сильны еще как минимум до конца X века. Позже они значительно ослабеют и о язычестве как самостоятельной религиозной традиции с XI века говорить будет уже нельзя.

3. Третий и важнейший исток, важный не только сам по себе, но и тем, что он в значительной мере интегрировал первые два в единую систему — это, конечно же, раннехристианские ереси и гностические учения. Именно в их рамках мыслители меняли картину мира обычного христианина, именно они генерировали теоретическое обоснование различных неортодоксальных взглядов на основные понятия, образы и ценности христианства, и в том числе и на Бога и Сатану, их роль, взаимоотношения, место в мире и значение для человека. Именно с сектами и ересями связаны и традиции тайных собраний, глумление над распятием и христианскими священными символами, официальное отречение от церкви, оргии и пиршества.

4. Четвертым фактором, тесно связанным с третьим, во многом и вызывавшим к жизни ереси, следует назвать, конечно, социально-экономическую и политическую группу причин. Внешние завоевания и насильственное насаждение христианства, зачастую быстрое принятие его раннефеодальной властью варварских государств Европы и в результате — фактическое увеличение эксплуатации еще и на содержание монастырей и епископата, поддержка церковью власти в борьбе со всеми народными выступлениями — все это было, это может быть, немного, и преувеличено советскими историками-марксистами, но отнюдь не придумано и не взято из воздуха. Все это — было! И если традиционная церковь полностью поддерживала существующую власть со всеми ее злоупотреблениями и недостатками, то значит лидерам народного недовольства, научившимся читать (кто научился) в школах при церквях и не знающим другой картины мира и другого языка понятий, кроме христианских, но уверенным, что они правы, а не власть, нужна была «своя» идеология — и так рождались самые радикальные версии христианства, «правильные» по мнению их создателей. 

А еще здесь хорошо бы учитывать и социальную, и личностную психику, и угнетенное, иерархически жестко ограниченное по спектру допустимых возможностей самореализации, подчиненное положение женщины в средневековом обществе, при том что, как и сейчас, по характеру и психике женщины были очень разными, и если для аристократок и женщин из высоких слоев общества (купечество, магистраты городов и т.п.) возможностей активно реализовать себя в рамках традиционного общества было все же больше. Хотя их часто ситуация не удовлетворяла, то для женщин (да и в некоторых случаях и мужчин) из низов это без подавления своей личности, либо без нарушения и отказа соблюдения значительной части установленных социумом запретов было невозможно. Поясним на всякий случай, что вся четвертая группа причин не делала, по нашему мнению, появление и развитие сатанизма неизбежным, а лишь способствовала этому, выбор в смысле форм и методов реализации личных потребностей и желаний, борьбы за справедливость и за свои права и потребности, и допустимости при этом нарушения, отказа от тех или иных традиций и норм общественной и религиозной морали каждый конкретный человек делал все равно всегда сам.

5. Наконец, к пятой группе общих составляющих следует отнести христианские теологические наработки, касающиеся идей собственно именно сатанизма (как в рамках ересей, так и в рамках официальной традиции и инквизиции) — идеи о пакте человека с дьяволом, печати дьявола, собственно о поклонении дьяволу, жертвоприношение и присяга дьяволу, непристойный поцелуй, шабаш, т.н. черная месса (два последних — вообще новоделы XIV-XV вв. и до того, по мнению многих ученых религиоведов, их просто не существовало.)

О видах сатанизма

Процесс интеграции всех вышеуказанных элементов и появление сравнительно единого религиозного течения, которое можно уже назвать «сатанизм» — сравнительно долгое и малоизученное явление. Однако кое-что о нем сказать все же возможно. Прежде всего, необходимо говорить о четырех разных, хотя и объединенных многими общими чертами, видах сатанизма — «сатанизме социальных низов», более известном как «ведовство», «сатанизме элиты», вызванном жаждой власти, новых ощущений, вседозволенностью и нравственным релятивизмом, о «люцеферианстве», заметно развившемся среди других антиноминалистских ересей с XIII века, занимавшем в некотором роде промежуточное положение между «сатанизмом низов» и «сатанизмом элиты» в тот период (позже оно сблизится с «сатанизмом элиты» по основной социальной базе) и, возможно, предположительно о т.н. «черном сатанизме». Следует особо и жестко подчеркнуть, что все эти понятия применимы в полной мере лишь для средневековой ситуации, а в обществе с XVI по XVIII вв. ситуация была уже абсолютно другая (о чем мы вкратце помянем ниже), а в XIX-XX вв. — и вообще совершенно третья, причем в современный период надо особо говорить о т.н. «неосатанизме», который по целому ряду параметров отличается от вышеперечисленных и их дальнейшего развития, а возможно (дискуссия среди ученых на эту тему еще не завершена и нет единой точки зрения) и вообще представляет собой новое явление.

Говорить о «сатанизме» как самостоятельном явлении можно лишь после развития и интеграции всех пяти компонентов (в некоторых течениях, особенно в «сатанизме элиты», кроме них будут и другие факторы, о чем помянем ниже). Самым последним из этих компонентов по времени развития является пятый — теологические наработки идей о союзе с дьяволом. О нем и скажем пару слов. Насколько известно, впервые упоминания о союзе человека с дьяволом мы можем найти в легенде о святом Василии (датировано ок.380 г.). Однако же, гораздо большую известность обрела легенда о святом Феофиле (ок. 540 г.); в VIII в. ее на латынь перевел Павел-Диакон, с тех пор она многократно переписывалась и пересказывалась. Первоначально пакт трактовался как юридический договор, признававший за каждой стороной определенные права, и упоминался в связи не с колдовством, а с т.н. «высокой магией», искавшей в своих лучших проявлениях единения с божественным, а в худших — подчинения всего универсума-макрокосма эгоистическим целям человека, знающего его законы. Именно в последнем контексте пакт упоминается в связи с именами Герберта (ученый и священник X в.) и Фауста. Идея договора не сразу проникла в народное сознание, однако уже в одном месте трактата Бл. Августина «О христианском учении» закладываются основы для теологической трактовки идеи договора, и до введения ее в XII в. в каноническое право «Декретом» Грациана она еще станет гораздо более распространенной..

И вот в X-XI вв. идеи идут в массы — это связано, прежде всего, с т.н. ересью павликиан, или богомилов, зародившейся между прочим в Византии и на Балканском полуострове, в районах, давно христианских — свыше шести столетий. Последнее вполне понятно — труд по переделке всей картины мира проще для того, кто ее хорошо знает в ортодоксальном варианте. Именно в ереси павликиан Сатана — демиург, создатель земного мира и материи, всей материальной Вселенной, старший сын высшего божества (Иисус — младший, т.е. налицо глубокая переработка классического канона), такое существо, пусть и злое в некоторых проявлениях, уже считается достойным поклонения и имеет культ. Вот, пожалуй, именно от этого и надо отсчитывать рождение собственно сатанизма как течения, т.е. он не только не является самостоятельной религией, но и вдвое моложе ортодоксального христианства.

Предшествующие богомилам т.н. «реформистские» церковные ереси VIII-X вв. внесли гораздо меньший непосредственный вклад в формирование феномена сатанизма, но они формировали в обществе готовность пренебречь церковными и общественными установлениями, недоверие, пренебрежение и презрение к духовенству и таинствам.

Другим знаковым событием этого периода можно, пожалуй, назвать судебный процесс, проведенный в 1022 году в Орлеане королем Робертом II над т.н. «Орлеанскими еретиками». Наряду с еретическими идеями реформатского толка «Орлеанские еретики» обвинялись в сексуальных и кровосмесительных оргиях, жертвенном убийстве детей, сожжении рожденных в результате оргий младенцев и каннибализме. Но кроме этого и глумления над обрядами христианских таинств еретиков обвиняют и в поклонении дьяволу (!), причем представавшему в разных обликах — зверя, черного человека или ангела света. Это — новый элемент в обвинениях против еретиков, хотя сами еретики говорили о вхождении в них Святого духа и явлении ангелов и, таким образом, это еще нельзя считать сатанизмом как вероучением (хотя с точки теологов ряд действий еретиков, если они действительно были совершены как приводилось на следствии, однозначно квалифицировал их как служителей Сатаны, а с точки зрения светских законов того времени, которую мы в данном случае разделяем, являлся совокупностью крайне социально опасных уголовно-преступных деяний, требующих немедленного и жестокого наказания).

Далее следует охарактеризовать очень кратко для понимания контекста ситуации некоторые черты и особенности обстановки в обществе, церкви и светском праве предшествующего времени раннего средневековья.

Прежде всего отметим, что хотя ситуация с управлением Западной церковью (как, впрочем и Восточной) никогда не была безоблачной, и борьбе за верховную папскую или патриаршую власть часто приносились в жертву многие обязательные для христиан добродетели занимавших или стремившихся занять эти посты людей, но для папского престола (и престижа, авторитета в глазах народа Западной церкви в целом) она с середины десятого до середины одиннадцатого века была просто катастрофической, хуже не придумаешь. Первые полстолетия на папском престоле сидели (и убивали друг друга за этот престол) не просто воры и развратники, а люди, возводимые на эту должность подчас благодаря связям благоволивших к ним римских куртизанок или являвшиеся их потомками, как папа Иоанн XII [955-964], внук знаменитой блудницы Мароции, полностью унаследовавший худшие моральные черты бабушки. Перечислять деяния следовавших за ним Бенедикта VI, Бонифация VII, Бенедикта VII, Иоанна XIV, ГригорияVI и Иоанна XVI мы здесь не будем, это не статья по критической истории папства, о чем и без того много написано. Исключением из общего ряда являлся лишь один из самых образованнейших ученых своего времени (и, возможно, занимавшийся не только наукой, но и высокой магией, хотя, очевидно, он отнюдь не считал любую магию служением дьяволу (см. взгляды неоплатоников), в чем был после своей смерти обвинен врагами) по имени Герберт. Его возвел на папский трон император Оттон III под именем , но вскоре оба они умерли, и следующие полстолетия аферы с папским престолом крутил Бенедикт IX, трижды (!) получавший себе это место, чтобы… тут же продать его любому, пожелавшему стать Папой Римским и заплатившему за это достаточные, с точки зрения запросов Бенедикта IX, деньги. Такая ситуация продолжалась до воцарения на папском престоле Льва IX и, за ним, знаменитого реформатора Григория VII. 

Понятно, что организованно вести в таких условиях борьбу с ересями церкви было трудно, и что такая обстановка внутри самой церкви способствовала росту ересей, утверждавших, что церковь искажает истинное христианство и подчиняться церкви — необязательно. Потребность в реформах и очищении церкви нарастала, и когда часть умеренных реформаторов в рамках т.н. Клюнийской реформы пришла к власти (их лидером стал как раз Григорий VII), то наряду с введением строгих монастырских уставов, тайны исповеди и очищением своих рядов церковь стала и более нетерпимой и активной в борьбе с присутствующими в обществе нехристианскими тенденциями. Этому способствовало и то, что к тому времени даже на христианизированных в VII веке землях сменилось четыре-шесть поколений, воспитанных в преимущественно христианской картине мира с детства. Язычество, конечно, присутствовало в их мировоззрении, но уже совсем не как альтернативная христианству целостная картина мира, а лишь как отдельные пережитки, традиции и культы, не составлявшие сплоченного и сильного мировоззрения, как когда-то. Теперь церковь, опираясь на приобретенное и укрепленное светской властью идеологическое и мировоззренческое доминирование в сознании современного ей общества, уже могла позволить себе роскошь объявить практическую активную борьбу со всем и любым язычеством (точнее, с его остатками) на подконтрольной ей территории Европы, сил для этого уже хватало. В прежние же времена, раздираемая внутренней борьбой на Вселенских соборах, церковь хотя и занималась активной проповедью среди язычников, но язычество само по себе (как, кстати, и колдовство) не считалось преступлением и систематически не преследовалось (хотя, конечно, считалось религиозным грехом и варварские короли иногда поддерживали церковь в борьбе с идолопоклонством суровыми законами), а преступления, связанные с колдовством (в отличие от ереси!) судила светская (!) власть согласно традициям сначала римского права, а потом права варварских королевств.

О «магии» в средневековом законотворчестве

Об этом стоит также сказать пару слов. Основы отношения к колдовству светской власти в раннесредневековой Европе следует искать, безусловно, в римском праве, в кодексах Феодосия и Юстиниана. А римское право игнорировало магию, пока она не влекла за собой причинение конкретного ущерба людям или имуществу. В последнем случае магия квалифицировалась как преступное деяние, причем уголовное, и маг или колдун, как и всякий преступник, подлежал наказанию; при этом для определения наказания важен был более конечный результат вреда, чем-то, как именно вред этот был нанесен — физически или магически. Для всех преступлений, где орудием выступала магия, чтобы отразить их специфику совершения, применялось понятие . При этом, как мы упоминали ранее, еще не было никаких идей о договоре колдуна или колдуньи с Сатаной, и «малефициум» не считался особым преступлением. Хотя в качестве экспертов-консультантов при его расследовании могли привлекать священнослужителей (видимо, как и магов!), самим расследованием занимались обычные светские суды, как и расследованием обычных уголовных дел, а уровень судебной инстанции часто определялся, как и для других преступлений, тем, кого оно касалось и степенью важности. 

Вестготский король Аларих II в своем «Бревиарии» следует здесь за римлянами — преступление такого рода находится в его кодексе под юрисдикцией государства, а не церкви, и часто карается сурово, вплоть до смерти колдуна, но не из-за самого факта колдовства, а исключительно в связи с тяжестью преступления и причиненным вредом. Обычно же уложения о наказаниях VII-IX вв. рекомендовали по отношению к уличенным в «малефициуме» (если содеянное не привело к серьезным материальным последствиям, по мнению судебных властей), заклинаниях и идолопоклонстве лишь наложение церковной епитимьи на 1-3 года. Первое упоминание о возможности пыток при допросах колдунов есть только в капитулярии Карла Великого 805 г. (ох, тяжело было вводить христианство в Саксонии и Баварии! — см. выше) но и оно сопровождается специальной оговоркой, что пытки не должны принимать характер бессмысленной жестокости, должны использоваться только в крайних случаях и (под угрозой наказания в случае нарушения!) ни в коем случае не должны приводить к смерти колдуна.

Народ относился к ситуации не столь спокойно, как государство. Не следует по безграмотности думать, что борьба с ведьмами, колдунами и к таковым причисляемыми — дело рук только судей и нехороших инквизиторов. Самосуды и убийства подозреваемых в колдовстве, видимо, на самом деле не были редкостью в раннем средневековье. Уже в «Пакте Алеманнов» (613-623) есть пункт, запрещающий самосуд над обвиняемыми в колдовстве. Более того, за напрасное обвинение человека в колдовстве налагался в качестве наказания штраф. Эдикт короля Ротара (643г.) запрещал сжигать самосудом женщин за обвинения в каннибализме. То же было и в Салическом праве, и наконец, саксонский капитулярий 775-790 гг. налагает запрет как на веру в каннибализм, так и на сам каннибализм, а также на самосуд или поедание убитых ведьм (!), т.к. в тот период еще жили языческие пережитки веры в то, что колдун или ведьма, съедая печень (сердце) человека, аккумулирует в себе совокупную силу, удачу могущество и знания всех съеденных, и соответственно, съев печень (сердце) колдуна или колдуньи, можно получить всю их силу и могущество.

Такова была ситуация в народном сознании. Общество же после падения в 850г. Франкской империи переживало дробление западноевропейских государств — как изнутри в результате наступления феодальной раздробленности, так и в ходе угроз извне. Церковь и общество испытывали одинаковые проблемы. Однако, парижский собор в 829 г. впервые оглашает стихи Левит 20:6 и Исход 22:18 как обоснование постановления, согласно которому король может (и обязан!) наказывать тех, кто чинит вред, продавшись Сатане. Это — первые признаки изменения ситуации, сейчас и обществу и церкви не до того, но нам пора возвращаться — к середине XI века, о которой мы говорили выше и процесс над «орлеанскими еретиками» это первое массовое применение смертной казни светской властью по обвинению в ереси и по именно религиозным мотивам (хотя и нерелигиозных в законах с лихвой хватило бы для этой меры) — первая ласточка более жесткого противостояния официальной власти и официальной церкви с одной стороны, и радикальных направлений с другой. 

О понятиях «зла» и «сатаны»

Теперь следует немного сказать о зле и понятии Сатаны. Отличие иудео-христианской концепции зла от языческой (и отличие принципиальное!) еще и в том, что в язычестве принцип зла был совершенно отделен от идеи демонов — добрых или злых существ, которая появилась из-за развития представлений анимизма. Иногда зло считалось отклонением от замысла Создателя(-лей) каких-то сущностей и людей, а иногда — творением высших сил наряду с добром (ибо сами высшие силы отнюдь не считались абсолютным добром по отношению к человеку). В иудаизме до вавилонского пленения злые духи также не отождествлялись с высшим злом и не подчинялись ему, так как само зло тогда еще не мыслилось никем как высший вселенский принцип.

Во времена вавилонского пленения иудаизм усвоил из зороастризма дуалистический принцип. В книгах Ветхого завета, написанных до пленения, слово Satan значит только «соперник», но отнюдь не обязательно злое, сверхъестественное существо. А вот в Захарии 3,1 Паралипоменоне 21 и книге Иова, написанных после вавилонского пленения под влиянием идеи зороастрийского Ахримана, Сатана — вполне конкретная фигура, причем как дух, первоначально сотворенный хорошим и совершивший грехопадение в результате гордыни. И это качество тварности, сотворенности, в силу которого Сатана стоял изначально неизмеримо ниже Создателя, был изначально и в принципе обречен на проигрыш как сущность сотворенная, неизмеримо более простая и слабая, чем творец, и отличало еврейского Сатану от персидского Ахримана. После вавилонского пленения считается уже, что любые и все силы зла на службе у Сатаны, но никакого культа поклонения существу, чей путь мог быть охарактеризован фразой «черные начинают и проигрывают», естественно не сложилось и не могло тогда сложиться.

Раннее христианство все это унаследовало, но добавило во-первых историю мятежа ангелов во главе с Люцифером против бога, а во-вторых утвердило, что до мятежа Люцифер был первым и лучшим из ангелов, самым могучим и прекрасным (см. Тертуллиана и проч.).

Далее — христианская концепция о природе зла в мире. Вкратце — эта природа мыслилась двоякой. Первый источник зла — злая воля (извращенная гордыней и грехопадением) Сатаны и демонов — бывших ангелов, а второй — извращенная (опять же, грехопадением) воля Адама и потомков его. Бог не желает зла, но допускает его, если и не как наказание за первородный грех, то, как следствие оного. Именно поэтому Сатана и может (пока) искушать и наказывать христиан. Но над еретиками, плохими христианами, нехристианами он имеет гораздо большую власть. Язычники, грешники, еретики, отрезанные от тела Христова, прилепляются к телу Сатаны — жесткий дуализм аристотелианцев — или-или.

Однако увеличение могущества Сатаны как врага божьего, запущенное теологами, вышло вскоре в народном сознании из-под церковного контроля и народные представления начали постепенно все больше сдвигаться к идеям дуализма добра и зла, в свое время отвергнутым евреями, и для таких процессов были вполне серьезные социально-психологические причины. Дело в том, что внешние угрозы в обществе XI-XII веков сменились внутренним напряжением — которое постоянно росло. Стремительный рост населения и миграция людей в города, изменения в привычном экономическом укладе и политическая нестабильность, реформистские и антиреформистские движения внутри церкви — все это увеличивало неуверенность в завтрашнем дне, непонимание ситуации и чувство нестабильности в значительной массе народа. Люди жаждали стабильности, но мир катился, как казалось, к хаосу, нестабильность росла, и причины ее не были ясны средневековому человеку. И как раз в это время реформированная церковь объявляет бескомпромиссную борьбу со всем нехристианским, с ее точки зрения, объявляя все это — делом рук только и прежде всего Сатаны. В том числе церковь борется и с тем, что предпочитала, за неимением ранее сил и возможностей, на практике не замечать и на что смотрела сквозь пальцы. И вот эта церковь, могучая как никогда ранее, обладающая полной поддержкой светских владык и почти абсолютной властью — ведь в ее распоряжении Сила Божья, и поддерживающая в этом церковь сама светская власть — обе вместе не только не справляются с этой борьбой зримыми победами, но и количество грехов и нестабильности все растет. А это приводит рассуждения многих средневековых людей, к простенькому (и глубоко ошибочному с точки зрения любого верующего христианина и самого ортодоксального христианства) выводу, что противник у церкви по силам с ней как минимум сопоставим, а может и равен — ведь борьбе-то еще идти и идти.

Трансформация взглядов четко заметна в сменившей романское искусство готике. Теперь все плохое в жизни человека — неурожай, болезни, неудачи, действия чиновников, что угодно — делалось именно с участием лично Сатаны, он был незримо постоянно вокруг, везде, рядом с каждым, подстерегал в каждый момент, и одновременно — он (как и Иисус Христос и Дева Мария) приобретает в восприятии людей в чем-то более «человеческие» черты. Результаты жизни в такой обстановке, воспитания с детства в постоянно давящей атмосфере предощущения угрозы и страха перед бесконечной властью и громадными возможностями верховного духа зла скажутся скоро — когда эта вера в сотворенного богом могущественного Сатану утвердится к 1150 г. сначала на юге Франции и вдоль Рейна и благодатную почву найдут здесь проповеди миссионеров-богомилов. Но с 1170 г. приблизительно здесь родится настоящая, могучая дуалистическая ересь — мощнейшее течение, сотрясшее западное христианство — . 

О роли движения катаров в процессе становления «сатанизма»

Об этом движении, которое не без оснований многие специалисты считают идейной основой, впервые постулировавшей массово, доступно и открыто тезис о сопоставимости возможностей и могущества или даже равенстве Сатаны с Богом, впервые для массового сознания поставившей на один уровень Бога и Сатану, давшей жизнь целому ряду еретических течений, и в том числе — сатанизму, следует сказать особо.

Согласно вероучению катаров, именно дух зла создал наш материальный мир, причем как ловушку для духа, и человеческие души, поэтому томятся в тесной клетке плоти (умеренные дуалисты среди катаров считали при этом, что дух зла создан богом, а абсолютные дуалисты — что он был изначально как равная с богом сила). Катары заявляли, что ветхозаветный бог-создатель, творец этого мира, владычествующий над материей — это и есть князь нашего мира, дьявол. Далее утверждалось, что все ветхозаветные персонажи, как и Иоанн Креститель из Нового Завета, являются демонами! Христос — не богочеловек, а чистый дух, посланный Богом добра в материальный мир, чтобы открыть человеческим душам путь спасения из плена. Католическая церковь же якобы есть орудие, созданное дьяволом для введения людей в заблуждение. Самый страшный грех — деторождение, ибо идея продолжения рода делает душу рабом плоти. Поскольку Христос был духом, то он не испытывал страданий после распятия и посему крест не может быть предметом поклонения. А так как христианские обряды крещения и причащения совершаются с использованием материальных субстанций, то они также ошибочны и подлежат осуждению. 

Катары совсем не были дьяволопоклонниками, наоборот, они сильнее католиков ненавидели дьявола. Но они ненавидели и все созданное дьяволом, чтобы держать в плену их души — а значит, ненавидели и католическую церковь, и созданную ею мораль, и деторождение, и даже сами свои тела — темницы для божественных душ, созданные дьяволом. И потому одни из них жили в аскезе и умерщвляли свою плоть, а другие наоборот. Вели себя демонстративно аморально, поскольку, во-первых, хотели противопоставить себя этому миру, его стандартам, и нарушить установленные церковью (т.е., по их мнению, дьяволом) нормы и запреты, возвестить о своей святости и своем разрыве с прошлой эрой. Во-вторых, по этой же причине сектанты глумились над церковными алтарями и обрядами (установленными, по их мнению, дьяволом для обмана людей!). И наконец, поскольку душа все равно чиста, а тело и его инстинкты все от дьявола, их не очистишь, все моральные запреты тоже от дьявола, а о деторождении не надо думать, оно грех — то и какая разница, что делает и с кем занимается сексом тело — отсюда промискуитет, оргии, кровосмешение, гомосексуальные и лесбийские отношения, расплата сексом как норма межличностных и внутриобщинных отношений, групповой секс и смерть от голода в результате родившихся младенцев, отобранных у матерей — из лучших побуждений, чтобы их, младенцев, души поскорее освободились из тюрьмы тела и не мучились в материальном дьявольском мире, юдоли греха и страданий. Убийство и самоубийство тоже, соответственно, грехами не считались, хотя производились не по желанию любого, а только по воле главы общины, мудрого и чистого от грехов. И при этом все они ненавидели дьявола, искренне верили в бога добра и ему истово молились.

Такая ересь, сама по себе, безусловно, не была сатанизмом, ибо катары поклонялись доброму богу, а Сатану проклинали, и все их поступки, чудовищные с точки зрения ортодоксально-религиозной, да и светской морали, были вызваны как раз, и именно, только ненавистью к Сатане и борьбой с ним.

Но вот почву для сатанизма катары подготовили изрядно. Во-первых, в массы была брошена идея о равенстве сил дьявола и бога, и разошлась она на сей раз куда шире, чем при богомилах. А если именно дьявол властвует над материальным миром здесь и сейчас, и еще неясно, кто из них с богом кого победит, если везде и во всем в этом мире проступает злая воля дьявола, не лучше ли простому человеку склониться перед дьяволом, тем более что человеческая душа, опутанная сетями полностью подвластной ему материи, все равно не сможет вырваться к богу добра? Язычники раньше почитали темные и злые подземные силы, и почему бы средневековому человеку под влиянием идей катаров и не последовать примеру язычников? Кроме того, если тебя вдруг убедили, что ветхозаветный бог, которому ты привык поклоняться всю жизнь и которого, будучи христианином, ты чтил — это ни много, ни мало дьявол, тебе ничего не остается, как признать, что ты поклоняешься дьяволу — но это совсем не обязательно предполагает, что ты теперь бросишь все и пойдешь за катарами — ты можешь и продолжать поклоняться, как раньше, но уже помня, что ты поклоняешься — дьяволу. И наконец, отрицание катарами католической церкви, действиями представителей которой народ бывал частенько недоволен, глумление над обрядами, ритуалами, алтарем — все это войдет в зарождающийся сатанизм.

А идея бога добра и доброй души, взятая у катаров, породит в новой, радикальной волне ересей «антиноминалистских» ересей тринадцатого века т.н. «принцип внутренней правоты» — что бог есть все и каждый человек есть бог, и, следовательно, что бы он ни делал, он, как осознавший себя частью бога, непогрешим, как сам бог, и свободен творить, что захочет безо всяких моральных ограничений.

За катарами и пошли в XIII веке те самые т. н. «антиноминалистские ереси», объединенные «принципом внутренней правоты» верующих и отрицанием церкви, всех ее догматов, следования десяти заповедям и соответственно основанных на этом всех норм традиционной морали, поведения в обществе и семье.

В целом можно, пожалуй, сказать, что в XII-XIII веке и оформляются в ходе последовавшего и переосмыслившего идеи катаров антиноминалистского движения и в связи с ним все основные средневековые течения «классического» сатанизма. В завершение нашего краткого обзора мы чуть поподробнее охарактеризуем различия между этими течениями и некоторые их особые черты, т.к. пять основных комплексов причин и источников складывания сатанизма в целом мы привели выше и будем во избежание повторов отсылать читателя по необходимости к соответствующей части статьи.

О «сатанизме низов» или «ведовстве»

«Сатанизм низов» или «ведовство» — складывается на основе прежних традиций колдовства и пережитков языческих верований (см. пп. 1 и 2), в меньшей степени раннехристианских ересей (п.3), но прежде всего этот феномен стал возможен после христианизации массового мышления и мировоззрения народа во-первых и после перелома в этом мировоззрении в связи с ужесточением позиции церкви и ее власти в раннесредневековом обществе XI-XII вв.(см. выше) и изменением представлений о Сатане в церковном и народном мировоззрении, отраженном в том числе и в готике. Гораздо более, чем п.3, в появлении массового ведовства следует учитывать п.4 — комплекс социальных, социально-экономических и культурно психологических причин, связанных с идеологическим противостоянием движений народного протеста с официальной властью и церковью, а также с психологической и социальной проблемой самореализации активных личностей из социальных низов, прежде всего женщин, ибо такая самореализация была зачастую возможна только в случае нарушения традиций, норм жесткого средневекового социума. И хотя в результате п.5 — действий церковной теологии и складывались представления в церкви и массовом обществе (в том числе, кстати, и у самих будущих ведьм) о ведовстве и шабашах, о «непристойном поцелуе» и преступлениях ведьм, о сговоре ведьм с дьяволом и формах этого сговора — это уже эффект «наложения» идеологии на массовое сознание, эффект вторичный, хотя именно он и завершил процесс образования «низового сатанизма» и влиял на развитие ведовства с XI века очень сильно, да и на массовые (дошедшие и до наших дней!) представления о ведовстве — тоже.

Однако «ведовство» или «сатанизм низов» не совсем корректно с точки зрения светского религиоведения, на наш взгляд, относить к развитой религии, т.к. в нем собственно идеология, религиозная вероучительная система была оформлена и выражена крайне слабо, большинство участников имели о ней в лучшем случае крайне слабое и расплывчатое представление, в виде некоего крайне аморфного конгломерата христианских взглядов и языческих элементов, изредка щедро приправленных выраженными в примитивно христианской лексике идеями социального протеста и свободолюбия (позже все это было структурировано той самой теологией и инквизицией). Доминировали отдельные обряды и ритуалы, чаще всего даже не связанные или крайне слабо связанные в единую культовую систему, а организации, как правило, не поднимались выше уровня религиозной группы непостоянного состава, без развитой управляющей иерархии. Эти организации, да и весь «сатанизм низов» в целом, можно охарактеризовать, как социально-идеологическое движение или течение, пограничное между слабо организованным социальным движением и сектами раннесредневековых ересей. Возникало и широко распространялось ведовство именно там, где до того было сильно влияние катаров — в Нидерландах, в Германии и во Франции, в северной Италии. В Испании, в Скандинавии и на юге Италии, где до того не получила широкого размаха катарская ересь, и ведовство практически не развилось как «сатанизм низов». 

Но так как движение катаров имело свои причины, прежде всего социальные, то мы вправе предположить, что и после подавления движения катаров проблемы, приведшие к его возникновению, очевидно, не были удовлетворительно решены, что и привело к зарождению нового идеологического и социального явления — ведовства. В дальнейшем это явление поддерживалось как социальной обстановкой, так и вышеупомянутым «вторичным» эффектом представлений о нем в массовом и церковном сознании, разработанным в церковной теологии и инквизиторских судах, и в течение длительного периода абсолютного доминирования религиозного мировоззрения в Европе в сочетании социальной нестабильностью, до конца Средневековья (фактически до 1650-ых гг.). 

Массовые ведовские процессы, проводимые как инквизицией, так и светскими судами, как католиками, так и протестантами (последними подчас даже более рьяно, в стиле народных самосудов или по светскому праву, куда уже к тому времени вошло и сожжение как наказание за ведовство) доказывали с пятнадцатого до середины семнадцатого столетия, что в массовом сознании теперь любые отклонения от социальной нормы и протесты проще всего было отнести к уже известному (и реально существовавшему!) ведовству, благо этот привычный, понятный всем смертоносный ярлык был очень удобен в социальной, внутрирелигиозной и вообще идейной борьбе того времени. Проводя, безусловно, во многом ошибочную и неправомерную параллель, можно сказать, что так же удобно когда-то на нашей Родине использовали ярлык «врага народа» — были реальные враги Советской власти, и было их немало, были сознательные саботажники и агенты иностранных разведок, но Тухачевский, расстреливавший крестьянские восстания химическими снарядами не мягче, чем американцы, сжигающие вьетнамских детей в семидесятых или Хусейн курдов в недавнем прошлом, безусловно, не был врагом Советской власти и англо-немецким шпионом, однако объявить его таковым было удобно его противникам и давало приемлемую версию для народа. 

Понятие ведовства было «раскручено» и растиражировано церковью, и теперь любое колдовство, магию, а часто и вообще любое нечто, входящее в противоречие с церковной картиной мироустройства, относили к ведовству и служению дьяволу. Однако с середины XVII века, во-первых, начало укрепляться альтернативное научное мировоззрение, во-вторых, начавшийся в эпоху Возрождения процесс возвращения сначала в сознание интеллектуальной элиты, а потом и усиливающегося третьего сословия образов античного искусства и культуры постепенно меняет массовое сознание, научное мировоззрение становится, как и восхищение античным язычеством, все более массовым, возрождаются в среде интеллектуалов неоплатонические взгляды, гораздо лучше неоаристотелианства схоластов соответствующие развитию естественной и технической науки и быстро меняющемуся миру, и период относительной стабильности с окончанием Тридцатилетней войны и английской буржуазной революции знаменует начало эпохи нового времени. Социальный протест переливается в новые формы, наступает время борьбы третьего сословия за власть и буржуазных революций, и уже не в религиозных ересях, а в экономических и политических выступлениях без религиозной оболочки, в терминах борьбы за юридические права, доходы и светскую власть начинают проявлять себя ведомые третьим сословием низы. Пункт четыре перестает быть актуальным, в обществе нового времени выше социальная мобильность, особенно вертикальная, и возможности к самореализации, социальные и политические проблемы совершенно другие — и по-другому решаются. Пункт пять также недействителен — церковь потеряла былой авторитет, и как мы упоминали выше, наука и культура Классицизма с амурами и кариатидами, сделают языческие образы привычным элементом культуры, многое из того, что ранее каралось бы костром, становится аристократической модой и культурной традицией. Колдовство в это время, конечно, есть, а вот ведовство с середины семнадцатого века, по вышеназванным причинам, как серьезное течение исчезает полностью.

Говоря о Восточной Европе и, конкретнее, о России, следует сказать, что исходная ситуация здесь была ближе скорее к Скандинавии (очень позднее крещение, долгие пережитки язычества, двоеверие и синкретизм), а вскоре ордынское вторжение — мощная внешняя угроза — сплотило общество и церковь в борьбе с ним на стадии феодальной раздробленности, и огромная власть церкви в XIV-XV вв. была использована прежде всего, как известно, для освобождения от ига и помощи светской власти в создании единого государства. В России не нашли почвы и практически отсутствовали в религиозном сознании дуалистические идеи подобные катарским, Сатана мыслился как и в первоначальной иудейской традиции, социальные условия отличались от Европы, а самое главное, пережитки язычества в массовом сознании были гораздо сильнее, да и сплоченность в борьбе с внешней угрозой разных слоев общества — выше. Ни одно из сравнительно крупных русских крестьянских восстаний не замахивалось на православие, более того, часто часть рядового духовенства поддерживала восставших (в противовес высшему) и восставшие боролись не с церковью, а с ее отдельными, грешными с их точки зрения служителями, не замахиваясь чаще всего на вероучение и культ. Антиноминалистских ересей на Руси почти не было (а точнее, было мало и слабых, что-то в основном локальное, в Новгороде XV в. и т.п., ни одна по размаху и массовости не сравнилась с западными аналогами, да и были они — позже.). 

Таким образом, можно с большой долей вероятности утверждать, что колдовство, пережитки язычества и раннесредневековые ереси на Руси были. Но совершенно другая идеологическая ситуация (отсутствие в церковном и массовом сознании идей религиозного дуализма и традиционно-раннехристианское представление о Сатане, практическое отсутствие массовых антиноминалистских ересей), наличие мощной общей внешней угрозы именно на стадии феодальной раздробленности и интегрирующая силы в борьбе с внешним врагом и идейно сплачивающая всех на эту борьбу церковь, сделали невозможным развитие феномена ведовства в русских условиях именно как «сатанизма низов» и, соответственно, не возникла соответствующая богословско-теологическая традиция и феномен инквизиции, не пошло и обратное влияние этих факторов на массовое общественное сознание и вторичное закрепление, и тиражирование в массовом сознании разработанных теологами стереотипов и ярлыков.

О «сатанизме элиты»

Далее следует сказать о т. н. «сатанизме элиты». Это течение несколько отличается от предыдущего как по социальной базе, что видно уже по названию, так и по специфике доминирования в его происхождении несколько иного набора причин. Прежде всего, хотя для «сатанизма элиты» действовали в полной мере те же пять комплексов причин, следует отметить доминирование, пожалуй. Четвертого и первого комплексов. Говоря о четвертом, мы естественно имеем в виду несколько другую расшифровку набора социально-политических, социологических и психологических причин, нежели чем для «сатанизма низов». Среди психологических — это кроме стандартных психических комплексов, прежде всего жажда новых острых ощущений, чувство вседозволенности и нравственный релятивизм, и, кроме того, конечно же, жажда власти. И тут с четвертым смыкается первый комплекс причин, ибо колдовство и магия в худших своих проявлениях обещает человеку власть даже не над людьми или государствами, а высшую — над законами устройства Вселенной, и практически неограниченную.

Аристократам и владыкам предлагалась высшая власть, следующее качество владычества, ведущее в перспективе к божественным возможностям — всемогуществу, всеведению и бессмертию. Прекрасное знание пороков и недостатков высших служителей церкви, обязанных воплощать высшую святость, не укрепляло веру в высшей аристократии (кстати, и в самом высшем духовенстве), да и грехов, которым покровительствовал Сатана, в ее повседневной жизни — политической, военной, хозяйственной и личной — было зачастую куда больше чем благих дел, да и были они выгоднее и подчас, на взгляд некоторых, необходимее. Пятый же комплекс причин в ее жизни играл, как раз, куда меньшую роль, или, точнее, он складывался из иного набора составляющих. Аристократы часто были образованными людьми, и могли хорошо ориентироваться в теологии, в идеях катаров и антиноминалистских ересей, кроме того, на стыке третьего, первого и пятого комплексов причин существовало мощное идейное течение, практически неизвестное и недоступное неграмотным рядовым мещанкам и крестьянкам, обвиняемым, как правило, в ведовстве, но хорошо известное в европейской астрологической и магической традиции — учение Каббалы. 

Аристократы и маги гораздо лучше ведьм разбирались в средневековой демонологии, и предпочитали иметь дело с так называемыми высшими демонами из иудейского и христианского пандемониума, в деталях разработанного в Каббале и трудах ряда раннехристианских теологов, подробно описывающих слуг Сатаны и выстраивающих их по рангам в четкую иерархию, а не с потомками домовых и альвов. Идеи, заложенные в учении Каббалы, среди много прочего, о том, что продиктованный и переданный богом текст (в данном случае Тора — Пятикнижие Моисеево, хотя некоторые маги и ересиархи христианской культурной традиции, в том числе и сатанисты, применяли иногда эти идеи и к Новому Завету), так вот, текст этот есть, как бы, часть сущности самого бога и поэтому, комбинируя слова, цифры, понятия этого священного, несущего в себе частицу божественной воли текста в определенном порядке, можно как бы привлечь для выполнения команды-заклинания, если все сделано правильно, ни много, ни мало как мощь самого бога. Т.н. «заклятия Каббалы», построенные на упоминании и комбинировании скрытых якобы в священном тексте тайных знаний и, особенно, тайных имен бога, считались мощнейшими заклинаниями, (сатанисты особенно полюбили в применении к этому старую магическую идею обратимости заклинаний, согласно которой произнесение некоей магической или священной формулы в обратном порядке отменяет ее эффект или вызывает противоположный).

Говоря о хронологических рамках этого течения, следует признать, что оно стало возможным как массовое также уже после катаров и с началом антиноминалистских ересей, с изменением представлений о Сатане в средневековой культуре, при этом дополнительным второстепенным фактором можно считать Крестовые походы и знакомство с арабской магической и философской традицией, а через нее — с эллинистическим языческим наследством. Это течение организационно оформлялось как сравнительно замкнутые группы или секты, вероучение тут иногда бывало лучше проработано, чем в ведовстве, из ведовства и ересей заимствовались и разрабатывались свои ритуалы и в целом это можно охарактеризовать как религиозно политический феномен со сравнительно слабой устойчивостью и преемственностью в большинстве случаев, за несколькими исключениями из которых самой известной (и очень темной в плане фактической реконструкции событий), является, пожалуй, шумная история с орденом тамплиеров.

Сатанизм элиты, однако, существовал как относительно заметное явление не дольше, чем ведовство, до середины семнадцатого века и исчез по тем же, вышеупомянутым причинам роста доверия к науке и популярности в среде аристократии античного наследства, с оптимистическим настроем которого сатанизм тогда конкуренции не выдержал, и изменения социальных условий. Впрочем, сейчас отчасти его место в социальной группе нынешней элиты заняли люциферианство и, возможно, т.н. «черный сатанизм».

На территории Руси «Сатанизм элиты» не существовал по тем же причинам что и ведовство, и действия, например, Иоанна Грозного, как понимает любой мало-мальски компетентный в этом человек, не имеют с ним ничего общего, скорее наоборот, но это тема отдельного разговора.

О «люциферианстве»

Люцеферианство, , возникло также в Европе. Там в XII веке в Реймсе обвиняли еретиков в поклонении Люциферу, но точно о культе люцифериан можно говорить на период уже XIII века, жрецы культа Люцифера зафиксированы в Германии в 1271 году. Люцифериане этого периода — не пограничное течение, а одна из многочисленных классических антиноминалистских религиозных сект. 

Отталкиваясь от идеи, что бог есть все, люцифериане заявляли, что раз так, то и дьявол — это тоже бог, и значит дьяволу, как части бога, можно и нужно поклоняться. Считали, что дьявол, несправедливо изгнанный с небес, находится на земле, но он рано или поздно будет якобы восстановлен в небесных правах, как сын и часть бога. И посему надо ему поклоняться, а так как власть бога простирается якобы до земли, а земля и подземелья якобы во власти именно дьявола, как части бога и князя мира земного, то значит, и поклоняться дьяволу надо в пещерах и там можно делать все, что требует дьявол и нарушать любые божьи заповеди без вреда для себя — под землей власть дьявола. Люцифериане, как и многие антиноминалистские ереси, провозглашали дозволительность любых прегрешений и объявляли Сатану — богом. Это являлось идейной базой для бунтарских настроений, кровосмешения, половой распущенности, человеческих жертвоприношений, сознательного нарушения всех десяти заповедей, а с ними и установок традиционной морали сектантами и их асоциального и конфликтного поведения. 

Люцифериане очень многое заимствовали из ведовства, в части ритуалов (шабаш, «непристойный поцелуй», поклонение животным и оргиастические ритуалы, колдовские и языческие традиции), кое-что из ранних предыдущих ересей, естественно и четвертый комплекс причин — социальных, психологических и политических, присутствовал в полной мере, был и пятый, ибо к люциферианам относили (и не без оснований — см. выше) многое, почти все из того, что было разработано средневековыми теологами и инквизиторами в отношении ведовства, и также имело место обратное влияние, эффект наложения на массовое сознание (в т.ч. и на сознание будущих сектантов), как и в случае с ведовством. Однако, среди люцифериан встречались и образованные люди из аристократии и даже духовенства, поэтому в плане разработки вероучения они кроме вышеперечисленного активно использовали те идеи, что были упомянуты выше в связи с идеологией «сатанизма элиты», идеи Каббалы и пр. Следует также отметить, что социальная база люцифериан была, как у религиозного движения, не столь узкой и резко стратифицированной, жестко закрепленной, как у двух предыдущих направлений, и в их среде можно было встретить людей из разных социальных слоев, при этом они гораздо более преуспели в создании вероучения, развитии культа и организации и в воспроизводстве и устойчивом сохранении всего этого во времени в условиях непрерывных и жестких (и вполне заслуженных!) преследований со стороны официальной власти. Позже, с пятнадцатого века, люцифериане все более сдвигаются в плане социальной базы в сторону средних и высших слоев общества, в семнадцатом веке они, как и все радикальные маргинально-христианские и сатанинские течения, переживают упадок, резкое уменьшение числа последователей, потерю своих позиций в среде тайных сообществ и в контркультуре общества в целом, вытесняемые рядом новых образований и течений, в том числе розенкрейцерами, позже масонами. Однако они не исчезли полностью, как предыдущие течения, а сохранились, как тоталитарная антиноминалистская секта, при этом они во многом расширили, усовершенствовали и дополнили свое вероучение, социальная база их теперь включала и часть интеллектуалов из средних слоев общества и в меньшей мере из элиты (т.е., они смогли частично заполнить нишу исчезнувшего «сатанизма элиты», впитав в себя, соответственно, указанные выше присущие ему черты). 

Люциферианство — первое и наиболее крупное (и, по сути, единственное точно зафиксированное как реально существующее) течение средневекового сатанизма, сохранившееся до наших дней и имеющее (только в некоторых, а далеко не во всех из своих многочисленных групп, сект и организаций!) прямую преемственность традиции с возникшими в XIII веке сектами. Оно, по некоторым данным, существует и действует и сейчас в Европе, в Америке, а в последнее время — возможно и в России. Говоря о последнем, следует категорически утверждать, что на территорию России люциферианство первоначально могло быть занесено только приезжими иностранцами и не ранее XVI-XVII вв., и только в их среде, не выходя за ее приделы, могло существовать до времени петровских реформ, впрочем, не менее вероятно, что оно и появилось у нас лишь в XVIII в. (опять же, оговоримся, что сам Петр к сатанистам никакого отношения, несмотря на его известные конфликты с церковью и пародирование некоторых церковных предрассудков и ритуалов, не имел, просто среди огромного потока хлынувших с его времени в Россию иностранных специалистов по «закону больших чисел» могли быть и скрытые люцифериане). Распространения же этого течения среди российской элиты не произошло, элита предпочитала масонство. Условия изменились с середины XIX века, когда среди огромного слоя созданных царем Николаем I в процессе увеличения административного аппарата империи небогатых (и часто не удовлетворенных своим статусом) мелких чиновников и земских служащих появилась социальная база для различных радикальных и маргинальных течений — прежде всего политических, как народовольцы, но и не только. Правда, это — лишь условия, предполагать более уверенно наличие таких течений в России можно только лишь с рубежа веков, и скудные сведения не позволяют четко отделить их от возникающих тогда же по всей Европе неосатанистских сект.

О «черном сатанизме»

Так называемый «черный сатанизм» — течение, существование которого признается как реальный факт далеко не всеми религиоведами, некоторые считают его мифом, либо применяют как общий широкий термин для обозначения любых современных убежденных, идейных и сознательных сатанистов, особенно лидеров, идеологов и жрецов, совершающих жертвоприношения, вне зависимости от течения (неосатанизм, люциферианство, «черный сатанизм»), к которому последние принадлежат. Мы же следуем точке зрения, согласно которой к «черным сатанистам» относят членов религиозных сект, обожествляющих сатану, поклоняющихся ему, при этом данный тип религиозных организаций отличается от обычных сект люциферианского и особенно неосатанинского течения несколькими характерными особенностями:

* Они возникли якобы тогда же, когда и люцифериане, и сохранили, как и люцифериане, преемственность традиции с XII-XIII вв., но при этом они гораздо более требуют от своих последователей верности вероучению вплоть до деталей и ставят вероучение выше быстрого стремления к достижению денег и власти, стремясь минимально вмешиваться вы повседневную жизнь окружающего общества.

* Они пополняются, в отличие от прочих сект и течений, преимущественно именно за счет детей членов данных сект, наследственно, и дети с детства воспитываются в соответствующей идеологии и привычке к социальной мимикрии, вероучение является тайным со многими степенями посвящения.

* Мотивы и цели абсолютного большинства приписываемых им действий по вмешательству в жизнь окружающего общества (кроме ритуалов посвящения и черных месс), в отличие от неосатанистов и люцифериан, практически абсолютно не поддаются пониманию и логической интерпретации как со стороны «внешних» людей, вообще слабо ориентирующихся в особенностях их вероучения (это касается, в том числе и специально подготовленных религиоведов и психологов), так и со стороны посвященных и адептов этого вероучения низших степеней, при этом само вышеупомянутое вмешательство фиксируется гораздо реже, чем у люцифериан и, особенно, неосатанистов.

* В отличие от двух последних течений, «черные сатанисты» практически не участвуют в контроле над обычным криминальным бизнесом, не борются за это и не стремятся к этому, в отличие от неосатанистов, часто связанных с контрабандой и распространением оружия и наркотиков, иногда с игровым бизнесом, а последнее время — с поставкой донорских органов, в том числе из живых людей, и люцифериан, которые часто проявляют интерес к черному рынку краж и контрабанды предметов искусства и антиквариата, к «черной археологии», и стремятся создать в структурах власти и криминального мира долговременную «агентуру влияния». 

Такое течение как «черный сатанизм», по мнению некоторых исследователей, по внутренней структуре и особенностям психологии рядовых последователей могло бы быть в чем-то похоже на систему воспитания в закрытых военно-религиозных орденах и организациях, ориентировавших своих выпускников на постоянную, в качестве привычной нормы, «двойную жизнь» — разведку, шпионаж, агентурную и связную работу, диверсии, убийства и выживание в рамках, если можно так сказать, идеологически-религиозно ориентированного варианта «стратегии непрямых действий» и информационно-психологического скрытого управляющего контроля развития событий. Подобного типа организаций (естественно, основанных в зависимости от времени, ситуации и региональных религиозных особенностей каждая на своей религиозной идеологии) история знавала немало, тут и асассины «горного старца», и тайные деревеньки ниндзя в японских лесах, ориентирующиеся на идеологию монахов-ямабуси, и выросшие именно на базе тайных религиозных сект известные и могучие ныне китайские триады, да и знаменитые иезуиты, хотя и комплектовались не наследственно, в остальном ориентировались именно на «стратегию непрямых действий» и все вышеперечисленное. Поэтому существование в Западной Европе такой организации, как «черные сатанисты», вполне допустимо, так же как и проникновение (или, точнее, переселение) некоторых ее членов в Америку, Австралию, Россию с конца XIX века (вряд ли ранее, ибо эта организация не могла быть очень многочисленной, иначе ее деятельность, какая бы она ни была, все равно стала бы достаточно известна и заметна, а переселение отдельных членов организации при ее внутренних традициях воспроизводства не привело бы быстро к образованию религиозных групп). Однако все это — пока всего лишь имеющая право на существование гипотеза, не более того, причем многие исследователи считают, что в России (в отличие от Западной и Восточной Европы) настоящих последователей этого сатанинского направления ничтожно мало или практически нет, хотя есть неосатанинские организации, сами приписывающие себя к «черным сатанистам».

Возвращаясь далее к ситуации в Европе, следует сказать, что с середины XVII века и фактически до конца века XIX сатанизм в Европе (и тем более, в России — см. выше) практически почти исчез из-за изменения социально-политической, психологической ситуации, изменений в мировоззрении, связанных с развитием науки и философии, скептицизма, позитивизма, атеизма. Церковь потеряла свою былую власть, популярность и контроль над умами, процессы секуляризации набирали силу во всех системах и социальных институтах общества, и соответственно радикальные народные течения потеряли религиозную окраску и недовольство проявлялось уже в той самой классовой борьбе. Людей, не слишком сильно верящих даже в существование бога, заставить верить во всемогущего Сатану было еще труднее. На роль высшей силы примеряет себя Капитал. Рогатого черта вытесняет золотой телец (тоже рогатый, но это не видят за блеском золота). Тягу же к экзотике и к сверхъестественному с лихвой удовлетворяли магия и астрология, спиритизм и гадания, масоны и розенкрейцеры.

Однако ничто не длится вечно, а вера (как вроде бы полагают психологи) более всего необходима человеку во времена нестабильности и шокирующих перемен. Время таких перемен — это конец XIX —начало XX века. Это время по уровню внутренней нестабильности и количеству ломающих мировоззрение новых идей просто не с чем сравнить. И в процессе недовольства церковью, не могущей и не успевающей дать ответы на вопросы, постоянно задаваемые как наукой, так и философией и идеологией, в мировоззрении многих людей образуется идейный вакуум, церковь не успела перестраиться в ногу со временем, чтобы его заполнить, а наука, уже способная рушить старое мировоззрение, еще не всем способна дать новое, достаточно простое и психологически приятное. В процессе социальных изменений, идеологической борьбы и мировоззренческого кризиса вновь множится число радикальных идейных течений, в том числе и религиозных, спешащих воспользоваться медлительностью и неповоротливостью официальной религии и предложить людям привлекательные и быстрые решения социальных, мировоззренческих и психологических проблем.

О «неосатанизме»

В этих условиях и возникает впервые новое течение — т.н. неосатанизм. Его социальной базой становится первоначально часть интеллектуальных маргиналов и обывателей, жаждущих новых ощущений и интересующихся модными в это время историями о могучих силах зла.

Следует отметить особые черты неосатанинского течения, принципиально отличающие его от предыдущих течений сатанизма.

Во-первых, его вероучение было создано заново «с нуля» без всякой преемственности с каким-либо из предыдущих, оно искусственно конструировалось основателями, опираясь на теологическую литературу, данные о ересях и ведовстве, доступные знания по магии и эзотерике, в том числе и арабской и дальневосточной, не имеющей к прежним течениям сатанизма никакого отношения. Все это синкретически смешивалось людьми, обладающими крайне слабыми познаниями в языках своих источников и их образно-ассоциативной кодировке.

Соответственно, оно не связано впрямую и полно ни с одним из трех первых комплексов источников сатанинских течений — ни с колдовством, ни с языческими пережитками, ни с раннехристианскими и гностическими ересями. Элементы всего этого в вероучении неосатанинских сект есть, но лишь те, о которых слышали их основатели, люди не очень хорошо образованные в философии и истории. Источниками неосатанизма можно считать в качестве первого — дошедшие до основателей нового течения любые данные о любых направлениях сатанизма, на основе синтеза которых они стремились создать дьяволопоклонническое антиноминалистское вероучение, приправив это известными им элементами разных ересей;

В качестве второго — использованные доступные основателям данные о колдовстве, ведовских ритуалах и обрядах и черной магии в средние века, почерпнутые основателями в основном из современных им переводов сохранившихся средневековых описаний всего этого.

В качестве третьего фактора, способствовавшего тому, что к этому проявили интерес обыватели, можно обозначить тот же обратный эффект пропагандистского наложения стереотипов на сознание, но здесь вина лежит отнюдь уже не на церкви, как раньше, а отныне и навеки — на масс-медиа (сначала рожденный бульварной литературой не без помощи романтизма, «Франкенштейна» Мэри Шелли и Фауста Гёте жанр романов ужасов, а потом с появлением «Дракулы» Брэма Стокера и кинематографа, тиражировавшего подобные зрелища, это становится щекочущей нервы обывателей, привычной и модной частью массовой культуры.)

Четвертая группа факторов — социально-психологическая есть и в этом течении, но они ближе к тем, которые в свое время были упомянуты при разборе «сатанизма элиты», только роль жажды власти здесь меньше, а роль жажды острых ощущений (причем при модном занятии — см. пред. пункт) существенно больше.

Пятым, пожалуй, в конкретном оформлении неосатанинской традиции можно назвать т.н. личностный фактор — практически абсолютное большинство неосатанинских групп и организаций — именно харизматические культы, построенные вокруг лидера, отвечающие всем критериям деструктивного харизматического культа как типа религиозной организации, разработанным в религиоведении. Для таких организаций типичными являются обманная вербовка и широкое применение техник изменения и контроля сознания вовлеченных членов, их ориентация на конфликт с социумом и переключение всех эмоциональных связей исключительно на лидера.

Шестым можно считать, если можно так выразиться, ярко выраженную ориентацию лидеров абсолютного большинства неосатанинских организаций на использование созданной ими организации прежде всего или исключительно только для собственного личного обогащения, удовлетворения жажды власти, насилия и сексуальных аппетитов, различных своих комплексов, причем вероучение и поклонение дьяволу, его культ, как правило является лишь удобным средством (и именно так, лишь как средство, осознанно рассматривается лидерами данных религиозных объединений) а отнюдь не основной целью, лидеры иногда могут сами не верить в то, что внушается неофитам. Это принципиально отличает неосатанистов от люциферитов и «черных сатанистов», у которых высшие руководители, как предполагается, считают главной целью действий своих и своих организаций именно поклонение Дьяволу, а не личное обогащение и личные интересы, хотя о последних и не забывают.

Следует отметить, что ведущую роль в создании вероучения неосатанизма сыграли два человека, о которых мы не будем здесь говорить подробно — информацию о них любой заинтересованный читатель сможет в изобилии найти в любой литературе о сатанизме как течении. Это прежде всего Алистер Кроули, создатель первых неосатанинских организаций Европы на рубеже XIX-XX века, международный авантюрист и путешественник, плохой агент нескольких разведок, незаурядный, но психически ненормальный человек, совершивший ряд преступлений, и Энтони Шандор Ла Вэй, его ученик, уехавший жить в США. Именно этими людьми сравнительно недавно, в течение двадцатого века придуманы, написаны и изданы основные книги, излагающие вероучение неосатанизма: т.н. Библия Сатаны, Синяя Книга, Книга ведьм, Книга Теней и т.д. Реально неосатанизм распространился в мире уже после второй мировой войны, он в целом является одним из направлений в большой группе разнообразных тоталитарных и деструктивных религиозных движений и организаций, появившихся и распространившихся в конце XIX — XX веке в мире, и имеет на наш взгляд с ними гораздо больше общего по причинам возникновения, условиям развития, социальной базе, источникам членства, особенностям организации, технологиям обманной вербовки и контроля сознания и интересам лидеров, чем с остальными четырьмя течениями сатанизма.

В России неосатанизм появился впервые, очевидно, с восьмидесятых годов в момент идеологического вакуума под влиянием западных субкультур, но массовым он стал после падения СССР, когда в идейный вакуум хлынула масса оккультных течений с Запада и их отечественных последователей. Эффект усиливался популярностью сатанинской тематики в массовых западных фильмах ужасов и рок-культуре, что не только снимало эффект отторжения, но и в значительной мере делало сатанизм модным увлечением среди молодежи.

Представляется обоснованным отметить в заключение, что абсолютное большинство современных сатанинских культов, сект и организаций, чья деятельность была замечена на территории России, относятся именно к неосатанинским, как и все наиболее крупные и массовые из этих культов, сект и организаций.