Лидеры в истории

Яша Блюмкин

6 июля 1918 года, в середине дня, в германское посольство в Москве, в Денежном переулке, вошли двое, назвавшиеся ответственными сотрудниками ВЧК и предъявили документы за подписью Дзержинского. Для немецких дипломатов это имя не было пустым звуком, поэтому после некоторых препирательств к посетителям по их настоянию вышел посол граф Вильгельм фон Мирбах.

Молодые люди принялись навешивать графу лапшу на уши, что, мол, требуется его вмешательство в судьбу Роберта Мирбаха, племянника посла, арестованного "органами", и один из них громко произнес фразу о "мерах, которые будут приняты", - эти слова были сигналом, и "чекисты" выхватили револьверы. Одной из первых пуль Мирбах был настигнут на пороге приемной, из которой он, бедолага, попытался удрать - наивные, целомудренные времена: никому не пришло в голову перед встречей с послом проверить, не вооружены ли незваные гости, хотя в принципе граф фон Мирбах имел основания опасаться покушения.

Собственно, чекистами убийц можно было смело называть без всяких кавычек: оба самым натуральным образом там служили, причем если Николай Андреев был мелкой сошкой, то юный Яков Блюмкин, которого принято называть единолично "убийцей Мирбаха", успел дослужиться до начальника отдела. Другое дело, что никаких документов для посольства железный Феликс им никогда в жизни не подписал бы - распоряжение прикончить посла исходило из ЦК партии левых эсеров, в которой оба состояли, и преследовало целью не допустить мира с Германией. Не сошлись во взглядах две самые энергичные группировки творцов революции, стало быть, надо утверждать свою правоту любой ценой - так решило ЦК ЛСР. А то, что погибнет человек, ну, право слово, мало ли их гибнет… То есть вполне невинный граф фон Мирбах сыграл роль простой пешки, которой жертвуют не раздумывая, ради успеха партии.

Эсерам, впрочем, не удалось выиграть разыгрываемую партию. Их восстание, начавшееся по сигналу, данному блюмкинским выстрелом (а он в посольстве еще и пару бомб швырнул, не поленился), не увенчалось успехом, что, в общем-то, вполне объяснимо: как ни шустры были "левые", а Ильич оказался круче и разворотливей - всех организаторов расстреляли, и победа осталась за большевиками.

Блюмкин же, исчезнув почти на год из поля зрения, в 1919 году сдался победителям и был не только прощен, но и получил возможность продолжить карьеру в "органах": как многозначительно указывалось в энциклопедии 1927 года, "занимал ряд советских должностей", а конкретно - занимался шпионской деятельностью в Монголии, Закавказье, Палестине и Турции. Человек был, вне всяких сомнений, достаточно незаурядный: энергичный, наглый, неглупый, абсолютно бессердечный - словом, настоящий революционер. Не получив, в сущности, никакого образования, был неплохо нахватан - во всяком случае, достаточно для того, чтобы водить дружбу с "деятелями советской культуры".

Люди искусства той поры в значительной своей части находились под обаянием романтики борьбы, - во всяком случае, до тех пор, пока революционный топор не обрушивался лично на них, - поэтому многие из них почитали за честь водить дружбу с "убийцей Мирбаха", как он представился, к примеру, Гумилеву. Поэт посвятил Блюмкину прочувствованные строки: "Человек… застреливший императорского посла, подошел пожать мне руку, поблагодарить за мои стихи – что и говорить, лестно! Маяковский надписывал подарочные экземпляры своих книг: "Дорогому товарищу Блюмочке…", Луначарский радушно встречал "Блюмочку" в своем домашнем салоне, приятельством с убийцей искренне гордился Есенин… (Кажется, один Мандельштам, разорвав ордера на аресты, которыми похвалялся в публичном месте бравый чекист, проявил себя, как это ни странно для поэта, трезвым и адекватным.) Одним словом, просто необходимая составляющая культурной жизни страны – человек, не имевший ни малейшего представления о морали.

Впрочем, конец пути фанатика террора был несколько озадачивающим: в своих заграничных скитаниях он встретился с исходно симпатичным ему Троцким и взялся передать его письмо Карлу Радеку, которого Лев Давыдович числил своим сторонником и который, естественно, тут же снес конверт "куда следует". Чем руководствовался циничный и прожженный Блюмкин, совершенно непонятно: вряд ли он позволил сантименту возобладать над здравым смыслом - разве что недооценил ненависть Сталина к Троцкому, которая к тому времени не знала уже никаких пределов. Так или иначе, в 1929 году Блюмкин был арестован и приговорен к расстрелу. Вроде бы перед смертью он пел "Интернационал" -почему бы и нет?