Реформа мировых финансов

Евгений Гильбо - "Клиентела как основа социальной структуры российского общества XXI века"

Мне представляется, что описать социальную структуру современного российского общества невозможно, не имея в виду, что мы описываем лишь мимолетную стадию переходного процесса. Исходное состояние этого процесса примерно известно и даже описано социологами, хотя и не всегда адекватно. Что же касается конечного состояния, логически завершающего процесс, то этот вопрос даже не обсуждается. В то же время без понимания сути этого конечного состояния невозможно даже различить восходящие и нисходящие линии процесса от случайных флуктуаций.

Не рассчитывая охватить в одной статье проблему в целом, я хотел бы наметить путь к осознанию этого конечного состояния, которое бесконечно далеко от либеральной демократии и гражданского общества. Российское общество, несмотря на старательные вестернизаторские пароксизмы власти развивается по пути трансформации патернализма, отвечая на каждый приступ вестернизаторской реформации генерацией патернализма нового типа взамен разрушенного ранее. С той же неизбежностью, с какой колхоз пришел на смену разрушенной столыпинскими реформами общине, на смену разрушенному брежневскому патернализму придет та или иная новая его форма.

 

Экономические ограничения социальной структуры

 

У России нет шансов вписаться в индустриальную периферию постиндустриального мира в силу неконкурентоспособности русской индустрии по сравнению с таиландской. В силу уникального климата (в Евразии изотермы января понижаются не с севера на юг, а от побережий к Минусинской котловине - центру Хартленда) в России сложилась иная структура издержек производства. Более строгие требования к капитальному строительству удорожают любой индустриальный проект на 20-60%, затраты на отопление повышают текущие издержки на 10-30%, а стоимость рабочей силы намного выше, чем в ЮВА, в силу более суровых условий выживания. В силу этого открытая экономика на этом пространстве неконкурентоспособна, и никто не будет инвестировать в индустрию здесь.

В силу этого мы в 1991-1995 годах (сначала в альтернативной стратегии реформ, а затем в нескольких альтернативных проектах федерального бюджета, представлявшихся в Думу мной и академиком В.С.Соколовым) настаивали на таможенном протекционизме и компенсаторном искажении структуры цен на энергоносители путем введения высоких вывозных пошлин на них. Только такая политика сделала бы русскую промышленность конкурентоспособной. Однако, Ельцин так был привержен открытости, что аж танками ее продавил, в результате чего русская промышленность просто издохла - сейчас уцелели лишь отрасли, живущие за счет проедания амортизации.

На эту проблему в последние годы сделал акцент публицист А.Паршев. Правда, он не предлагает разумного механизма ее компенсации кроме того, который был уже применен в индустриальную эпоху и себя тогда оправдал. Но конкурировать с Индонезией в постиндустриальную эпоху он не позволит. Да и ради чего?

Сегодня имеет смысл отказаться от неконкурентоспособной индустрии и полностью сосредоточиться на постиндустриальных отраслях, таким образом вписавшись в мировое разделение труда. В этих отраслях доля материальных основных фондов в стоимости бизнеса невелика, как и величина материальных издержек относительно создаваемой стоимости. Здесь русский климат не будет заметно влиять на конкурентоспособность.

Другого пути выжить у России нет. Даже если работать в этой экономике будет лишь 0,5% населения, а остальные будут у них на иждивении, то все равно уровень жизни для страны в целом будет выше, чем при продолжении дурацких ельцинских экспериментов по строительству индустриально-рыночной экономики по рецепту Адама Смита на обочине постиндустриального мира.

Конечно, в начале 90-х можно было вписаться в постиндустриальное ядро, сохранив автаркичную советскую индустриальную систему как инфраструктуру и введя открытую экономику только для постиндустриального сектора. Это мы (и как экспертная группа Высшего экономического совета, и как эксперты Верховного Совета) и предлагали. Такая стратегия позволила бы обеспечить втрое-вчетверо более высокий уровень жизни, нежели обеспечит сегодня строительство постиндустриальной экономики без достаточной индустриальной базы. Однако, на апрельском референдуме 1993 года электорат большинством 52% принял решение продолжить уничтожение советской экономики и отложить споры о перспективе до момента окончательного разрушения.

Сейчас до окончательного износа неамортизирвоавшихся это время основных фондов осталось 3-7 лет, проедание советского богатства кончается, и переход к постиндустриальной по типу экономике происходит сам собой. Но экономика эта будет бедной и иметь сугубо экспортную ориентацию.

Износ основных фондов советской газовой и металлургической индустрии означает несомненную гибель или как минимум падение значения поделивших ее хозяев России конца прошлого века. В течение десяти лет элиту составят те, кто сможет непосредственно, помимо своего государства, вписаться в глобальную постиндустриальную экономику.

 

Становление постиндустриальной элиты в России

 

Постиндустриальная элита сегодня возникает спонтанно. Пытаясь содействовать этому, мы сейчас разворачиваем образовательный проект, который, надеюсь, внесет свою лепту в возникновение класса людей, способных эффективно действовать в современной экономике.

Те, кто будет иметь клиентуру в странах постиндустриального ядра, будут зарабатывать так же, как их конкуренты там. Но эти заработки там и будут оставаться, так как более благоприятная институциональная среда в ЕС и офшорах будет в условиях глобализации стимулировать оформление бизнеса там, дистанционное им управление и выплату налогов тоже там. В РФ государство сможет взимать налоги лишь с личных доходов, а точнее - с крупных трат, для которых надо легализовать средства.

В результате сложится крайняя социальная дифференциация. Члены крайне узкой постиндустриальной элиты будут иметь заработки от $15000-30000 в месяц (специалисты) до миллионов (предприниматели) при среднемесячной зарплате занятого в традиционной экономике и социальной сфере порядка $40-$100, окладе мента и чиновника $100-$200 + $100-$1000 взятками. Основой социальной структуры в условиях такой дифференциации и полицейского произвола станет так называемая клиентела, процветавшая в поздней Римской Империи (причем в Кампании на Сицилии она существует и сегодня), в Восточной Азии.

Каждый бизнес или отдельный обеспеченный господин будет иметь возможность держать на иждивении от нескольких десятков до нескольких тысяч приверженцев (по-латыни - клиенты), не имея в них производственной необходимости. Не имея определенного положения эти люди будут абсолютно зависеть от его каприза, держаться за него, выполнять мелкие поручения типа чистки сапог, сексуальных услуг, набитии морды соседу и т.п.

К концу первого десятилетия нынешнего века окончательно завершится процесс реформ, как процесс перехода от государственного патернализма к патернализму частному. Думаю, уже и до Гайдара начало доходить, что никакая не-патерналистская социальная структура в азиатской стране в принципе невозможна или как минимум неэффективна и недолговечна. Возможность ее существования в России на протяжении целого десятилетия связана с высокой неоднородностью нации, наличием большой прослойки проевропейского элемента (ингерманландско-нордического, еврейского, немецкого, кавказского), который и стал социальной базой химерического режима.

Но этот режим не может претендовать на контроль над страной. Регионы и сегодня продолжают управляться патерналистскими региональными режимами - даже Москва. Эти режимы слабо вмешиваются в деятельность проевропейского элемента, но полностью контролируют собственно русское (татарское, башкирское и т.п.) население, опираясь на старую индустриальную и социальную инфраструктуру. Ее деградация в ближайшее десятилетие, однако, заставит население искать другого патрона, нежели губернская власть. В этих условиях и будет осуществляться становление клиентелы как системы частного патернализма, корпоративных не-родовых кланов.

 

Становление клиентелы

 

Россия движется к социальной структуре, которая мало отличается от других модернизированных азиатских культур - Китая, Японии, Малайи, Индии, Кореи. Проблема заключается в том, насколько ментальность власти адекватна культурным реалиям. При высокой адекватности, как это имеет место в Японии, Сингапуре и Тайване, частный патернализм оказывается совмещен с системой эффективного баланса интересов в национальном масштабе, лежащего в основе азиатской патерналистской демократии. В Корее долгое время ориентация на европейские модели выливалась в жесткий полуфашистский режим, лишь недавно перетекший в нестабильную демократию. В Индии ситуация напоминает российскую - высокая ориентация центральной власти на европейские образцы вызывает ее глухое противостояние с более адекватными региональными властями и крайне препятствует развитию производительных сил страны. В результате Индия явно движется к своему распаду.

Уже сегодня наиболее дальновидные предприниматели типа Березовского, Шутова, Гусинского создали прообразы таких клиентел. Вряд ли они (кроме Березовского, знакомого с моими работами на эту тему) делали это сознательно - скорее, в силу интуитивного понимания ситуации. Но их доходная база в перспективе неустойчива, если они не впишутся в новые экономические тенденции и не сядут на постиндустриалку.

Вообще говоря, процесс создания клиентел опирается не только на экономические возможности патрона, но и на его психологическую индивидуальность. Помощь слабым есть определенная душевная потребность человека доброго. Непримиримость и жестокость в отношении сильного конкурента вполне уживается с покровительственной жалостью в отношении слабого и зависимого существа, клиент становится "прикормленной живностью", не особо полезной, но содержимой из жалости или нерастраченной отеческой нежности.

В рамки клиентелы будут входить газеты с дешевыми журналистами, адвокаты и просто склочники, куртизанки и просто шлюхи, "заслуженные" ветераны и просто старики, деятели искусства и просто педерасты, студенческие активисты и просто безработная молодежь, "охранники" и просто бандиты, прикормленные чиновники и т.п. Кроме текущих услуг они будут создавать массовку и бунтовать в случае наезда на хозяина со стороны государства или отдельного чиновника, создавая "социальную напряженность".

В условиях неизбежно нарастающего на фоне экономической деградации полицейско-бюрократического произвола властной машины московского (а на самом деле петербургского) режима, только наличие многочисленной и заинтересованной в патроне клиентелы может служить достаточной защитой его свободы и социальной стабильности, его способности противостоять рэкету нищей и озлобленной чиновничьей своры, укомплектованной (в силовом своем варианте) ветеранами чеченской войны и возглавляемой офицерами, выросшими из привыкших получать свою зарплату на базаре омоновцев 90-х.

Те бизнесмены, которые не озаботятся созданием клиентелы, окажутся крайне плохо вписанными в пореформенную российскую социальную структуру, а их бизнес будет неустойчив, несмотря на свою высокую прибыльность - из-за неспособности противостоять высоким "страновым рискам". По сути альтернативой клиентеле для любого бизнесмена оказывается только эмиграция. Впрочем, как показывает пример двух из "первых ласточек" пореформенной социальной модели, одно другому не помеха…

Выживают только добрые. Такой подход полностью соответствует не только глубинной азиатской ментальности, но и базовой сути христианской религии - разумеется, не в протестантской, а в ортодоксальной ее форме. Христианская ментальность, возникшая и вызревавшая в социальной среде, основанной на клиентеле, фактически фиксирует отношения клиентелы как нравственную норму, перенося их ни отношения человека и церкви, отношение к пастырям, святым. Да и отношение к богу по сути воспроизводит клиентское, ибо вознаграждается вера и покорность, но не заслуги или квалификация.

Хорошим примером является клиентела Юрия Шутова в Петербурге. Этого человека все московские и промосковские СМИ дружно обвиняют во всех громких убийствах прошлого десятилетия - от Маневича до принцессы Дианы, в то время как его избиратели шумными митингами поддерживают своего депутата, адвокаты и правозащитники из всех партий - от ультралиберальной СвДПР и Народного Фронта до ульранационалистов и коммунистов - выступают в его защиту и клеймят прокуратуру, самый популярный у простого народа городской еженедельник через номер печатает его письма из заключения.

Предположение, что Шутов "купил" полгорода на где-то награбленные средства, внушаемое публике либеральными газетами, вряд ли может исчерпать проблему. Недовольство заключением Шутова высказывает множество политиков, с ним весьма мало знакомых и серьезно расходящихся во взглядах. В любом случае, если бы Шутов действительно был просто главарем банды, судимым за разбой, вряд ли это событие имело бы социальный резонанс даже в одну сотую реально имеющего место. Сымитировать его PR-технологиями не смогли бы никакие павлОвские-кошмарОвские.

На самом деле причина значения личности Шутова заключается не в заинтересованности в нем не столько отдельных лиц, сколько целых социальных групп, для которых он служил не столько источником финансирования или "крышей", сколько патроном более широкого плана. Находясь в тюрьме, Шутов остается патроном весьма разветвленной системы, причем вовсе не криминального, а именно социального характера. Это и является источником страха петербургской элиты перед этим человеком - не столько как личностью, сколько как провозвестником чего-то совершенно нового, чужого но неизбежно грядущего и потому страшного.

Если говорить о феномене Березовского, то его успех также основан на мощной интуиции и практике социального конструирования, а не бизнеса. Березовский явочным порядком создал клиентелу, втянувшую в свою орбиту десятки тысяч людей от бомжа и разоренных мигрантов до родственников президента. Понятно, что последние были более на виду, но после их фактической изоляции от патрона оказалось, что его сила заключается вовсе не в них, а в широкой и неопределимой в терминах традиционной западной социологии социальной базе.

 

Альтернативы клиентеле

 

В перспективе не видно препятствий становлению в России социальной системы частного патернализма, основанной на клиентеле. Ее конкурентом является лишь государственный патернализм на уровне регионов, экономическая, а значит и социальная база которого сокращается. Ее противником является режим, основанный на идеологии либеральной глобализации (но впрочем, осознающий ее кризис и ищущий более адекватную линию), укомплектованный петербургской кадровой командой, почитающей себя западниками, а свой образ мыслей европейским. На самом деле этот образ мыслей достаточно далек от континентально-русского и представляет собой специфическую ментальность нордической талассократии.

Возвращение к системе тотального государственного патернализма в национальном масштабе представляется крайне проблематичным по причине отсутствия у центральной власти достаточных для этого ресурсов, рычагов, навыков и политической воли. Тем более, что и субъективные представления этих господ явно не в пользу такой системы. Новый Брежнев, патрон превращенной в клиентелу страны, представляется им то ли ужасом, то ли комедией. А ведь только такая система может быть реальной долговременной альтернативой частному патернализму.

 

Три стратегии социальной реформации

 

Итак, становление клиентелы вряд ли встретит сопротивление как социальный процесс, так как менеджментом собственно социальных процессов нынешняя федеральная власть не владеет. На политическом же уровне неизбежно серьезное столкновение нового социального уклада с отжившим свой век политическим устройством. Социальная революция требует адекватных политических реформ - или завершается политической революцией.

В среднесрочном плане в этой связи возможны три стратегии кремлевской команды. Первая сводится к безнадежным арьергардным боям за идеи и политические институции ельцинского режима. При всей кровавости такой политики она не может быть успешной в силу того, что крайне быстро тает социальная база этих политических институтов, владеющая стремительно изнашивающимися ресурсами - наследием индустриальной экономики прошлого века. Пока Шутов один, воевать можно с ним лично, но что делать, когда шутовы станут социальным явлением? Высечь море?

Скорее всего результатом этой консервативной стратегии будет консолидация патерналистских структур на уровне регионов, перерождение региональных патернализмов в замкнутые патерналистские демократии, с которыми федеральной власти уже не сладить. Результатом будет неизбежный распад страны.

Вторая стратегия заключается в сознательной попытке социального менеджмента по японскому образцу, политического синтеза новых социальных институтов, которые смогли бы послужить системой замыкания и согласования интересов частных патернализмов, создать механизм национального консенсуса. Для такой стратегии у Кремля нет специалистов, а точнее - вообще людей, способных мыслить в подобных категориях. Если говорить о ключевых фигурах нынешней администрации - Путине, Козаке, Патрушеве, Черкесове, Иванове - то их проблема заключается в характере полученного образования.

Представьте себе юриста, не слышавшего имени Карла Шмидта. Это - нормальный выпускник питерского юрфака, где не признают сам факт существования юридической теории, отличной от либеральной. Наблюдая этих людей более десяти лет, и при личных контактах и издалека, я убедился, что хотя вся их собственная социальная практика противоречила усвоенным ими постулатам, осмыслять ее им приходится в рамках категориального строя либеральной теории, которая и накладывает ограничения на их поведение, делает его неадекватным и в перспективе неэффективным - несмотря даже на имеющуюся кое у кого из них глубинную психологическую адекватность азиатскому типу культуры, по структуре интуиции и архетипов бессознательного.

В силу этого первая стратегия представляется более вероятной для этой команды, нежели вторая. Для реализации первой стратегии ничего не надо менять - по сути она проводится уже целый год. Для реализации второй необходимо существенно поменять взгляд на вещи и коренным образом сменить команду разработчиков политики. Вряд ли Путин и его окружение обладают достаточной властью и тем более политической волей для подобного шага.

Но возможна и третья стратегия. Если кремлевская команда осознает, что сутью четырехсотлетнего кризиса в России является базовая несовместимость ментальности нордической талассократии и азиатской теллурократии в рамках одной Империи, оно сможет сделать исторический шаг к преодолению той смертельной ошибки, которую Орда совершила, вторгшись в нордическую зону, поглотив ее, и заплатив за это потерей национальной идентичности, опустошительной смутою, трехсотлетним правлением нордической династии, уничтожившей старую элиту и заменившей ее новой, из числа своих земляков, уничтожившей все исторические документы и навязавшей нелепую историческую концепцию, предающую забвению, ЧТО было уничтожено ради ее воцарения.

Ведь и нордическая Ингрия немало потеряла в этой бессмысленной и безысходной борьбе несовместимых мироощущений, когда рухнуло трехсотлетнее царство, и бывшая метрополия вновь превратилась в окраину взметнувшейся, хотя и беспамятной уже России. И вновь повторяется процесс - сначала внедрение нордического элемента во все поры государственного организма, затем - неизбежное столкновение двух ментальностей, впереди - смута, кровавая схватка, и быть может новая Империя с метрополией в Ингрии, но столь же непрочная и бесперспективная, как Империя Романовых.

Стоит ли начинать все сызнова? Да, нордический элемент сильнее азиатского, его собранность, решительность, агрессивность и четкость мышления всегда сделают его победителем в этой схватке. Да, он будет колонизатором, а Россия вновь - колонией. Но ради чего? Неужели четыреста лет не показали, сколь мучительно и бесперспективно это сожительство?

"Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись", - сказал когда-то Иосиф Киплинг. Никогда не сможет Ингрия переделать Россию по своему образу и подобию, никогда не будут народы континентальной зоны думать как петербуржцы. Петербург всегда будет править Азией, ненавидя Азию, само слово это почитая злобным ругательством. И не будет мира в Империи, где есть такая несводимость базовых ее элементов.

Не стоит ждать смуты и тем более провоцировать ее. Если нынешняя кремлевская команда сможет осознать несовместимость этих элементов и бесконечность этой смуты, если она решится разорвать порочный круг и дать России свободу, освободив и родную свою Ингрию от тяготной миссии подавлять на пределе сил инстинкты гигантской континентальной массы, то обе обретут ту самодостаточность и ментальную цельность, которая позволит им выработать адекватные себе социальные и политические формы. Ингерманландский социальный строй будет похож на шведский, а русский - на японский, и каждый по отдельности сможет процветать, как процветают те, ментально однородные, нации.

---

Следующий отрывок из курса:

• Евгений Гильбо - \"Экономическая свобода как феномен культуры\"