Из прочитанного о Розен-терапии заранее я знала, что метод только очень отдаленно напоминает массаж, а работа предполагает как телесный, так и вербальный контакт – диалог терапевта с клиентом. Страх оказаться в глупом положении, не найти “правильного” ответа на вопросы Розен-специалиста не давал покоя. В этом тревожном состоянии я даже не сразу заметила, как Александр положил свои руки на мою, закрытую простыней, спину. Вслед за этим появилось ощущение какого-то спокойствия. Будь, что будет – решила я и отдалась во власть ощущений…

Чуть позже я услышала, как одна из студенток Розен-школы делилась своими впечатлениями о первом сеансе. “Я всю жизнь искала что-то подобное. Мне казалось, что мое тело знает и помнит эти ощущения, но не может найти им аналога. Когда я впервые испытала Розен-прикосновение у меня появилось ощущение возвращения домой”.

Не скрою, Розен-прикосновение и правда было очень приятным и глубоким, а главное…безопасным. Почувствовав всем телом эту безопасность, я даже позволила терапевту откинуть простыню и начать работать с обнаженной спиной. На первый взгляд для меня, искушенного клиента массажных кабинетов, в Розене не было ничего выдающегося. Движения не были синхронными, руки Александра то глубоко разминали какую-то часть спины, то плавными движениями, как будто стягивали вниз напряжение, то медленно раскачивали мое тело, то замирали и неподвижно выжидали в плотном контакте с каким-то участком тела. Параллельно Розен-практик произнес несколько фраз, каждая из которых мягко входила в мое сознание и не встречая сопротивления оставалась там ожидать удобного момента. Со слов Александра выходило, что мои плечи очень перегружены непосильной ответственностью (меня только что назначили начальником отдела, в работе которого я пока разбиралась с трудом), спина просто кричит о потребности разогнуться (несколько ночей подряд корпела у компьютера готовя ежеквартальный отчет), а ступням так не хватает опоры (с тех пор как я уехала из родительского дома все время чувствую себя неуверенно, словно потеряла часть себя). Руки терапевта стали напоминать мне руки матери, или отца, словом родного человека. Когда Александр положил мне ладонь под голову в памяти словно бы приоткрылась створка. Сами собой стали всплывать детские воспоминания и какие-то разрозненные события прошлого. По совету Александра я не фиксировалась на них, но рассказывала что-то о чем хотелось сказать, и пропуская случай через себя, отпускала его. Как удивительно легко у меня это получалось. Кажется, последний раз на подобную откровенность я решалась на первом курсе института, а после доверяла свои сокровенные мысли только дневнику. В какой-то момент мне захотелось рассмеяться и я рассмеялась, потом как-то сами собой полились слезы, и я позволила им быть. Потом слезы сами собой высохли и появилось ощущение глубокого расслабления и отдыха. Я чувствовала, что мое тело преисполнено чувства благодарности. Редко когда я чувствовала себя в такой гармонии сама с собой. Покидая кабинет, я приняла решение съездить к родителям, отказаться от ненавистной должности и записаться в Розен-школу. К слову сказать, кое что из этого я действительно воплотила в жизнь.”